Дорога в никуда. Часть третья. Мы вернемся

Дьяков Виктор Елисеевич

– Да, я тоже. Но как это молодым-то в башки втюхать. Оне вона уже забыли, как красные их от Урала до Оби гоняли. Чуток отъелись тут, на бабах отлежались, и кровь у их сызнова заиграла. А по мне, хватит, и так уж двух сынов, да вона зятя и жениха дочериного война эта проклятая позабирала, боюсь и последнего сына, последних зятьев... Не знаю как тогда и жить-то... Ты извиняй Никитич, я все про своих. Твои-то как, есть какие весточки от них?- хозяин спохватился и сделал вежливый "реверанс", спросил о детях бывшего атамана.

– Поля с Иваном в Китай пошли с Анненковым, ну ты это наверное и сам знаешь, Осипов Никишка вон с ними на границе прощался. А от Володи никаких вестей, ни писем, ничего. Но слышал, вроде кадетский корпус успели из Омска эвакуировать, может и он с ним. Мая Домна уже вся извелась, не знаем, что и думать,- Тихон Никитич тряхнул сильно поседевшей буквально за последние полгода головой,

словно отгоняя тревожные мысли о детях, и возвращаясь к насущным делам, приведшим его в этот дом.- Ну что ж, говоришь, с сыном твоим потолковать? Можно. Зови своего Тимоху.

Фрол Никанорыч опять-таки скривил лицо, сморщив его так, что сразу стал походить не на пятидесятипятилетнего, а на семидесятилетнего... и пошел звать сына Тимофея, рослого с некрасивым изрытой оспой лицом казака тридцати шести лет...

– У вас дело до меня, Тихон Никитич?- вежливо осведомился Тимофей.

– Дело Тимоша, дело. Садись. Вот тут мы с отцом твоим покумекали и решили, что зря некоторые наши казаки хотят против красных бузу учинить. А ты как думаешь?

Тимофей сел, и упершись взглядом себе под ноги, молчал.

– Ты ведь успел немало послужить и знаешь, что бывает, когда город или ту же станицу на приступ берут. Так ведь?... Так вот,- продолжал Тихон Никитич,- вы думаете, раз Степан Решетников александровцев, малокрасноярцевда, черемшанце, вороньевцев собрал и вместе этого "горного орла" с его сбродом кончили, так они и всю остальную Красную Армию так же легко сковырнут? Так только неуки молодые могут рассуждать, но ты-то две войны прошел и знаешь, что такое настоящая Красная Армия и какова ее сила. С ней ни Колчак, ни Анненков не смогли справиться, а тут... Да первая же регулярная часть, только сюда придет с пулеметами, и от Степана с его берданочным войском клочья полетят, даже если вы придете ему на помощь. Ну перебьете вы эти два взвода, что у нас в крепости хоронятся, ревкомовцев наших постреляете... А потом-то что? Потом нашу станицу на приступ возьмут, и знаешь, чем это кончится? ... По глазам вижу, что знаешь, будут грабить, жечь, баб сильничать. Сколько в округе такого случалось. На Бийской линии, вон говорят, ни одной станицы, ни одного поселка не осталось не разгромленного. А нашу станицу эта напасть пока что миновала, и я не хочу чтобы сейчас, когда вроде уж и война-то кончилась, у нас тут тоже все это случилось... А ваш дом он заметный, хозяйство, вон, справное, есть чего взять, - Тихон Никитич кивнул на тускло блестевший сусальным золотом киот, на окованные железом сундуки вдоль стен, то ли приданное невесток принесенное в дом, то ли дочери приготовленное на отдачу, а может и всех вместе.
– А то, что так будет, если случится у нас восстание, я не сомневаюсь...

– И я тоже так мыслю,- встрял Фрол Никанорович, до того переминавшийся в дверях. Я уж и сам Тимошку-то отговаривал. Вон у нас детишек шестеро и баб в дому пять штук, как же я тут с ими один, ежели что... а ежели и из дома погонют, куды тогда?- зачастил вдруг слезливым голосом глава большой семьи, словно призывая бывшего атамана помочь удержать от необдуманного поступка последнего оставшегося в живых сына.

– Ну, что ты молчишь, как воды в рот набрал?- настойчиво требовал ответа Тихон Никитич.

– Я и сам не хочу... но что я один-то могу, там уже казаки думают как всю комъячейку кончать, да крепость на приступ брать и со Степаном соединяться,- наконец угрюмо подал голос Тимофей.

– А вот в этом ты мне и помоги... Да не надо мне выдавать, кто всем этим верховодит сейчас, я и так догадываюсь, с этими верховодами наверняка сгорите. Просто пойдем, Тимоша, со мной по дворам походим, да вот также поговорим. Тебе ж с твоими полчанами однопризывниками или с кем на фронтах воевал легче, чем мне договориться будет, ну а я стариков как положено настрапалю. Ведь гиблое дело затевается, и сами пропадете и на семьи свои пагубу наведете...

Тихон Никитич с Тимофеем Забродиным весь оставшийся день, вечер и даже начало ночи ходили по дворам...

11

17 июля, через день после разгрома сводного отряда Тимофеева, из Усть-Каменогорска вверх по Иртышу вышел пароход с громким именем "Роза Люксембург", на борту которого находилось две роты красноармейцев с винтовками и пулеметами под командой уездного военкома Федорова.

18 июля этот отряд высадился в "Гусиной пристани" и повел наступление на поселок Вороний. Степан понимал, что несмотря на примерно равное число бойцов у него на этот раз мало шансов выиграть встречный бой. Теперь ему противостояли не мобилизованные коммунисты и бывшие партизаны, и командовал ими не бывший "горный орел" Тимофеев. Федоров, всего лишь двадцати пяти лет от роду, являлся кадровым командиром РККА,

с боями прошедший от Волги до Оби в частях армии Тухачевского. И большинство его бойцов были не наспех мобилизованные новобранцы, а закаленные в горниле гражданской войны солдаты. Но главное, все имели трехлинейки, шесть пулеметов и в достатке патронов. У Степана только александровцы из отряда погибшего Злобина имели трехлинейки, остальные, в основном, вооружились берданками, а некоторые и вообще одними пиками да шашками. Правда, имелось два "Максима", но патронов к ним не более чем на полчаса интенсивного боя. И вновь необходим был неожиданный маневр, позволявший нивелировать подавляющее превосходство противника в огневой мощи. Потому, наиболее хорошо вооруженной частью отряда, Степан решил держать фронт перед Вороньим, а другую послал в обход, но не в тыл наступавшим, как в первый раз, потому что с таким противником этот довольно примитивный план не сработал бы никак... Он отправил их горами, чтобы дойти до берега Бухтармы, перейти ее вброд и выйти к Усть-Бухтарме со стороны дороги на Зыряновск. Потом отряд должен был ворваться в станицу, перебить небольшой красный гарнизон, соединиться с местными восставшими усть-бухтарминцами и уже вместе с ними идти на Гусиную пристань. Этот маневр в случае успеха гарантировал полное окружение отряда Федорова.

С родной станицей Степан имел связь через лазутчиков и не сомневался, что там сразу же вспыхнет восстание, едва его люди окажутся вблизи Усть-Бухтармы. Но он не знал, что буквально за сутки 16-го и в ночь с16-го на 17-е июля тесть его брата провел эффективную "разъяснительную работу". Ну, а командовать сотней, которой предстояло дойти до Бухтармы и выйти к станице, конечно же Степан не мог назначить ни кого иного кроме Егора Ивановича Щербакова.

Отряд Федорова казаки встретили в нескольких верстах от Вороньего. Повстанцы заняли удобные позиции. Завязался бой. Красные ввели в действие все пулеметы и, неся потери, стали постепенно выдавливать обороняющихся казаков с их позиций. Но тут к Федорову из Усть-Бухтармы прискакал нарочный с пакетом от Вальковского, в котором сообщалось, что отряд повстанцев числом до ста человек в десяти верстах от станицы переходит Бухтарму по так называемому "калмыцкому" броду. Военком сразу понял всю опасность, грозящую его отряду, в случае захвата восставшими Усть-Бухтармы и Гусиной пристани. Он тут же прекратил наступление, часть отряда прямо с берега на лодках погрузил на "Розу Люксембург" и спешно отправил ее вниз по течению, на помощь начальнику усть-бухтарминского гарнизона.

Бой случился в четырех верстах от станицы на высоком правом берегу Бухтармы. Щербаков, как и Степан, не сомневался, что земляки сразу же ударят красному гарнизону в спину, едва он со своими людьми завяжет с ним бой. Потому, то обстоятельство, что в его отряде было много "пикарей" и "берданочников" не казалось ему очевидной слабостью. Когда его люди перешли Бухтарму и по зыряновской дороге двинулись к станице, а их на дальних подступах к ней встретили плотным огнем два взвода станичного гарнизона и никто не ударил красным в спину... Это стало для Егора Ивановича неожиданным и горьким откровением. Три часа продолжалась вялая перестрелка, а восстание в станице так и не началось. Подмога подошла, но это были не казаки из Усть-Бухтармы, а три взвода с двумя пулеметами, что прислал Федоров. "Пикари" побежали сразу, как только заработали "Максимы". Егор Иванович попытался организовать отступление к броду, но Вальковский повел красноармейцев в атаку, в результате чего уже все восставшие обратились в беспорядочное бегство. Пока почти шесть верст бежали до брода потеряли не очень много людей, но потом при переправе пулеметным и винтовочным огнем красные уничтожили большую часть отряда. Бурный речной поток понес вниз трупы. Егор Иванович уже на левом берегу собрал оставшихся в живых и, подобрав раненых, они пошли тем же путем, которым пришли. Красные их больше не преследовали.

Тем не менее, уездного военкома напугал этот маневр. Не зная местности, он опасался, что казаки в любой момент могут его обойти и ударить в тыл. Он телеграфировал с Гусиной пристани в Усть-Каменогорск, требуя дополнительной помощи людьми и боеприпасами. В уездном центре колебались, стоит ли отправлять Федорову почти все наличные силы, ведь в ближайших к городу станицах тоже имели место брожения среди казаков. Бахметьев лично на автомобиле в течении суток объездил эти станицы и поселки, где его помнили еще как страхового агента. Он поговорил с людьми, как это он умел делать, и убедил. На заседании уездного ревкома, состоявшегося девятнадцатого июля он убеждал уже членов ревкома, что массового восстания в близлежащих станицах и поселках не будет, разве что единичные акции. Это дало возможность отправить на помощь Федорову еще один пароход с ротой красноармейцев.