Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути
Шрифт:
После ухода Малышева подполковник тоже далеко не сразу избавился от мыслей навеянных произошедшим разговором. Он как всегда не до конца верил всем этим вроде бы имевшим место случаям межнациональных столкновений, за исключением тех, что были неоспоримы, ибо исходили из многих источников и имели официальное подтверждение. Единственным таким фактом из того, что приводил Малышев, было столкновение между кержаками и чеченцами в Зубовке. Все остальное…
Упомянутый инцидент в Ташкенте, случившийся в 1966 году… Ратников о нем слышал из многих неофициальных источников, и путем сопоставления у него сложилось о нем собственное мнение: конфликт случился в первую очередь из-за непродуманной внутригосударственной политики высшего советского руководства. После произошедшего в 1965 году землетрясения в Ташкенте, в город со всех концов страны приехало слишком много рабочих-строителей по призыву в кратчайший срок не просто восстановить разрушенное, а построить миллионы квадратных метров благоустроенного, сейсмостойкого жилья. Строителями в основном двигало не столько желание оказать помощь попавшему в беду братскому узбекскому народу, сколько возможность самим
Тот случай Ратников все же считал скорее исключением, чем правилом, к тому же произошедший уже давно, двадцать лет назад и не имевший ни продолжения, ни громкого резонанса, а главное произошедший без смертельных исходов.
Про то, что произошло сравнительно недавно в 1979 году, когда целый эшелон призывников с Северного Кавказа, чуть ли не захватил целый город и целую ночь там бесчинствовал… Этому Ратников не очень верил. По оперативной линии об том инциденте не сообщалось. Да и трудно было поверить в то, что призывники, юноши 18–19 лет, вчерашние школьники, даже обкурившись «дури», смогут сгруппироваться и выступить единым фронтом. Ведь захватить город это не просто. Он видел, какие приходят призывники в дивизион, многие и по внешнему виду и по мировоззрению больше напоминали мальчиков, нежели мужчин. Да среди них изредка попадались почти готовые уголовники, но таковых было не более трех-четырех на сотню. И то, что в том эшелоне собрались десятки, а то и сотни таких склонных к криминалу юных особей, Ратников не верил, и прямо сказал об том Малышеву.
– Вам просто никогда не приходилось видеть много кавказцев собравшихся вместе. Когда их много, толпа, они любой банде наших уркаганов сто очков вперед дадут, – отозвался на это Николай, но подполковник все равно не поверил.
Самым «туманным» из упомянутых Малышевым был наиболее старый по времени инцидент произошедший в Новочеркасске в 1962 году. Ратников о нем, конечно, слышал, но никогда не относил его к категории межнациональных. По официальной версии там произошло выступление антисоветских элементов, подстрекаемых недобитыми белогвардейцами и агентами иностранных разведок. Конечно и в эту чушь Ратников давно уже не верил. Он придерживался общенародной версии тех событий. А они были таковы, в Новочеркасске просто произошел голодный бунт, спровоцированный глупыми и неосторожными словами первого секретаря новочеркасского горкома. На вопрос разозленных отсутствием в магазинах продовольственных товаров горожан, чем нам питаться, он цинично заявил: «Ешьте траву». Но то что, командовать подавлением того бунта специально назначили Плиева, и тем более, что за рычаги танков намеренно были посажены южные нацмены… Нет, в это Ратников никак не мог поверить.
А вот что касается событий, произошедших в октябре 1981 года в городе Орджоникидзе, столице Северо-Осетинской АССР… О том, принимавший в них участие Малышев, рассказывал со всеми подробностями, как и другие офицеры, учившиеся тогда в Орджоникидзевском Высшем Зенитно-Ракетном Командном училище войск ПВО страны.
22
Волнения среди осетин вспыхивали в Орджоникидзе регулярно, с тех самых пор как Хрущев вернул из казахстанской ссылки ингушей, и восстановил упраздненную Сталиным Чечено-Ингушскую АССР. Дело в том, что ингуши всенародно считали левобережную часть города Орджоникидзе (Владикавказа) и примыкавший к ней Пригородный район частью Ингушетии, которую советская власть передала в состав Северо Осетинской АССР после насильственного выселения чеченцев и ингушей в 1944 году. Когда чеченцев и ингушей реабилитировали и восстановили ЧИ АССР, эти земли, отнятые у ингушей в пользу осетин им не вернули. В качестве компенсации Хрущев Чечено-Ингушетии отдал, отрезав от Ставропольского края, бывшие земли Терского казачьего войска, Шелковской и Надтеречный районы, по северному берегу Терека. То есть решил межкавказский спор за счет русских земель. Но так казалось ему. Нет, русские не возмутились, к тому времени и русский дух уже был не тот, тем более были морально окончательно сломлены остатки в основном изгнанных и уничтоженных еще в гражданскую войну терских казаков. Возмутились этим обменом ингуши. Они были крайне недовольны тем, что Надтеречный и Шелковской районы территориально прилегали не к ингушским, а к чеченским землям и получалось, что их отдают не им, а чеченам. Потому хрущевский «маневр»
В тот день субботу 24 октября искрой взорвавшей «пороховую бочку» стало очередное убийство ингушами таксиста-осетина. А незадолго до того в Пригородном районе была полностью вырезана, включая детей, осетинская семья. Похоронная процессия с телом зарезанного таксиста проследовала чуть ли не через весь город, увеличиваясь по пути и дошла до центральной площади, где располагалось здание Северо-Осетинского обкома партии. К ним вышел первый секретарь обкома, члены республиканского правительства, но успокоить разгоряченную и уже вооруженную кольями, кирпичами и ножами толпу им не удалось. Осетины требовали выселить всех ингушей с территории республики и установить на границе усиленные милицейские посты, чтобы ни один ингуш хоть на машине, хоть пеший, хоть на осле не мог проникнуть в Северную Осетию. Руководство республики, видя что обстановка накаляется, ретировалось в здание обкома. Но толпа демонстрантов ворвалась в обком и стала его громить, заодно принялись крушить и прилегающие кинотеатр, магазины, парк, попытались штурмовать и располагавшееся рядом училище МВД… Курсанты штурм отбили, но в здании училища не осталось ни одного целого стекла.
Второй и третий курсы Орджоникидзевского зенитно-ракетного училища (ОВЗРКУ) подняли в помощь курсантам МВД с утра следующего дня, воскресенья 25-го октября. К этому времени, после тревожной ночи и толпа увеличилась, и на площадь были стянуты подразделения внутренних войск. А вот, что касается третьего, дислоцирующегося в городе училища, общевойскового, его командование отказалось выводить своих курсантов против осетин. Так что курсанты-ракетчики тогда оказались на той площади единственными в деле разгона толпы непрофессионалами. Потому им, технарям, и ответственный участок выделили наименее опасный, да и вооружены они были всего лишь резиновыми милицейскими дубинками, в то время как у МВДшников кроме дубин имелись и специальные щиты и особой ковки ботинки на ногах, и шлемы на головах, не говоря уж о спецсредствах типа слезоточивого газа «Черемуха».
Хоть и неробкого десятка был Николай Малышев, тем не менее, он сам признавался, что изрядно оробел, увидев разгромленную площадь, выбитые огромные стекла вестибюля кинотеатра «Октябрь», куда курсанты частенько в увольнении ходили смотреть фильмы. В их задачу входило блокировать подход площади со стороны городского парка, чтобы оттуда к митингующим не подошло подкрепление. Ближе к полудню 25-го началась основная фаза операции по разгону демонстрантов собравшихся на площади. Основная роль в том действе отводилась курсантам училища МВД и бойцам «особого» отряда войск МВД переброшенного по Военно-Грузинской дороге из Тбилиси. Слава о том отряде гремела по всему Кавказу, при его упоминании джигиты любой кавказской нации в ненависти скрежетали зубами и клялись отомстить… В тот день и курсанты-ракетчики воочию убедились как работают профессионалы подавления этнических бунтов.
Началось все с того, что где-то с полчаса толпу, достигавшую пяти тысяч человек в основном молодых людей, среди которых особой агрессивностью отличались вовсе не уголовные элементы, как потом говорилось в средствах массовой информации, а учащаяся молодежь, студенты орджоникидзевских ВУЗов и техникумов, учащиеся ПТУ и старших классов средних школ…
Так вот, эту толпу безуспешно пытались уговорить разойтись и не нарушать общественный порядок срочно прибывшие из Москвы ПредСовмина РФ Соломенцев и зам министра внутренних дел, зять Брежнева Чурбанов. В ответ они услышали, что Москве плевать на осетинский народ и все Политбюро куплено ингушами, раз им позволяют безнаказанно творить одно преступление за другим. Никто не верил уверениям, что преступники понесут заслуженное наказание, ибо на Кавказе вообще найти преступника, когда дело касалось «межнациональных преступлений» было всегда очень сложно – родственники и соплеменники делали все, чтобы выгородить, спрятать, откупить преступника. Когда пострадавшими были русские (мужчин обычно резали, а женщин насиловали) до суда доходило не более половины возбужденных дел. Но что русские, они за своих убитых и обесчещенных уже давно были отучены мстить советской властью, а вот осетины решили отомстить всенародно и власть такого допустить де могла.
Был отдан приказ приступить к «рассеиванию» толпы. Против пяти тысяч разгоряченных, взведенных молодых людей с кавказской ментальностью стояло чуть более двух тысяч солдат и курсантов… и если бы не тот особый тбилисский отряд и не высокая выучка и боевой дух курсантов МВД, вряд ли бы так быстро и эффективно разогнали ту демонстрацию. Любая кавказская толпа это особая толпа, ей нет равных в специфической жестокости. Если русские и прочие славяне особо чувствительны к социальному, классовому различию: бедные ненавидят богатых, подчиненные начальников, неимущие имущих, вертопрахи накопителей и наоборот… То на Кавказе высшая степень ненависти проявляется в межнациональных противостояниях, никакие социальные катаклизмы здесь не взводят так людей и не заставляют иной раз совершать невероятные подвиги и жестокости. И в борьбе с таким противником имело решающее значение воздействовать на него морально, подорвать его дух, оскорбить на национальной почве, унизить наглядно, жестоко. И профессионалы из особого отряда знали как это сделать.
Из рядов «тбилисцев» вышел среднего роста, крепкий, но далеко не мощный прапорщик лет тридцати и стал откровенно задирать осетин:
– Ну что, суки черножопые, кто против меня один на один выйдет, без всякого оружия!?… Чего ссыте, я обыкновенный русский мужик, а вы ведь кто… орлы горные, или бараны трусливые? Давай выходи, не позорьтесь перед своими бабами.
Несмотря на явно провокационный характер громогласно произнесенных слов прапорщиком и изрядно подогретую водкой и анашой толпу, довольно долго не находилось смельчака готового принять этот вызов. Видимо даже до горячих джигитов доходило, что прапорщик, несмотря на не богатырскую стать не просто так их провоцирует. А прапор продолжал подначивать: