Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути
Шрифт:
Именно развитие судоходства по Иртышу, наряду с индустриализацией местные советские руководители часто представляли как одно из важнейших достижений советского периода. Красавцы теплоходы на подводных крыльях с мая по ноябрь ходили строго по расписанию едва ли не на всем протяжении реки. При этом в пропагандистских целях всячески подчеркивалось, что именно благодаря подъему уровня воды в Бухтарминском и Усть-Каменогорском водохранилищах стали доступны многие ранее недоступные районы не только в верхнем течении Иртыша, но и ряд мест в бывшей долине Бухтармы, где до плотин вообще не существовало судоходства. Когда этим летом Ольга Ивановна посещала заседания усть-каменогорских краеведов, те однажды разбирали письма потомков старых иртышских лоцманов и капитанов. Ольга Ивановна тоже поневоле окунулась в ту «ауру» любопытнейшего собрания, проходившего в областном краеведческом
Оказалось, что Верхнеиртышское пароходство образовалось еще в 1902 году. И тогда капитаны, водившие пароходы по руслу реки, были очень известные и уважаемые люди, их знали в лицо. Хозяевами самых крупных пароходных компаний являлись купцы-миллионеры с обыкновенными русскими фамилиями: Корниловы, Плотниковы, Плещеевы… Десятки пароходов ходили вверх по реке до самого Тополева мыса, что располагался на берегу озера Зайсан. То есть, пароходы фактически плавали так же далеко, как и сейчас после сооружения на реке гигантского каскада гидроузлов. Необычен оказался и перечень грузов, которые перевозились по реке. Тогда, в начале века Россия вела довольно интенсивную торговлю с Китаем. Оттуда завозили кожи, овчину, хлопок, туда шло: железо шинное, железо листовое, казаны чугунные, деготь, телеги на окованном ходу, спички, сахар, мануфактура, керосин… То есть на экспорт шли в основном промышленные товары, а завозилось сырье. А ведь советская пропаганда упорно забивала в мозги, что царская Россия была отсталой, аграрной страной со слаборазвитой промышленностью. Как же эта страна тогда торговала мануфактурой, железом, керосином… перевозила все это на пароходах, построенных на тобольских верфях? Ольгу Ивановну заинтересовал попавшийся ей на глаза архивный документ, вернее фотокопия раритетной семипалатинской газеты за 1906 год. Там было помещено объявление, в котором говорилось, что 20 июля сего (1906) года из Семипалатинска до Тополева мыса отправляется пассажирский теплоход «Пермяк». Далее указывалась пристань, где производилась посадка и номер телефона… Невероятно, в 1906 году, оказывается, в Семипалатинске уже работал телефон. Также в объявлении сообщалось, что на пароходе имеются буфеты, а для пассажиров первого и второго классов – газеты и журналы. Даже для Ольги Ивановны, с ее «обзорным зрением» это было откровением, она никак не ожидала, что в начале века, в «отсталой» России да еще в глубочайшей её провинции существовал такой уровень «сервиса». Ведь на современных теплоходах, несмотря на их вихревую скорость, пассажиры набивались как селедка в банку, и никаких буфетов, тем более газет, журналов и в помине не было.
На водохранилище в начале декабря лед еще был очень тонок, но рыбаки не могли удержаться от соблазна и в выходные дни десятками устремлялись на застывшую гладь с пешнями и прочими приспособлениями для подлёдного лова. Несмотря на наличие в окрестностях поселка рыбзавода, его продукция в свободную продажу не поступала, фактически вся она, за исключение того, что уворовывали рабочие, загружалась в вагоны-рефрежераторы и куда-то отправлялась. Так что выловленная в водохранилище рыба являлась немалым продовольственным подспорьем для ново-бухтарминцев. Но это удовольствие в декабре было далеко не безопасным, и не только от того, что лед тонок, а еще и от того, что многие рыбаки выходили на лов изрядно поддатыми.
Несмотря на то, что в стране уже второй год велась активная антиалкогольная компания и в свободной продаже резко сократилось количество спиртного, особенно водки… Пить меньше не стали, самогон гнали, как в частных щитосборных домах, так и в благоустроенных квартирах, гнали из зерна и картошки, которые воровали в том же совхозе. Как правило, то был очень низкокачественный продукт, но искусственно созданный дефицит спиртного рождал спрос и на этот суррогат, который, что называется, «бил» по мозгам и ногам, отравлял организм. Уже на шестой день декабря вышеизложенные обстоятельства стали причиной гибели двух рыбаков, рабочих с цемзавода, которые просто замерзли пьяные на льду. Еще через два дня утонул, провалившись под лед, еще один. Теперь вместо подготовки к новогодним праздникам в трех семьях похороны. На заводе и в школе собирали деньги для материальной помощи семьям погибших (у двоих из трех были дети школьного возраста). Старики говорили, что раньше, до заполнения Бухтарминского водохранилища люди в декабре всегда уже без опасения переходили Иртыш по льду и даже переезжали на санях запряженных лошадьми. На этот счет Ольгу Ивановну «просветила» Анна Макаровна:
– Раньше
Они стояли на окраине поселка, недалеко от берега. Мария Макаровна жестами показывала, где раньше делали переправу через Иртыш, а Ольга Ивановна всматривалась в далекий противоположный правый берег, который отстоял местами от левого более чем на семь километров. Туда, в конце 19 года так же по льду ушли отсюда ее отец и мать. Вернуться сюда им было уже не суждено. Может даже их счастье, что они, влюбленные в ту свою Усть-Бухтарму, не узнали во что превратили их некогда хлебную и обильную Родину. Зато все это познала их дочь, стремившаяся сюда, влюбившись в эти места заочно, наслушавшись их воспоминаний, рассказов об некогда прекрасном крае.
Несмотря на рыбацкие трагедии, хроническое невыполнение плана на цемзаводе, рыбзаводе и совхозе, несмотря на пустые полки магазинов… народ в поселке ждал праздника Нового года. В этом году в магазины вместо обычного советского шампанского завезли «Игристое». Его смели сразу и припрятали до праздника – не чокаться же в новогоднюю ночь под бой курантов самогонкой. Вот только ходили слухи, что ставшую обязательной предновогоднюю комедию «Ирония судьбы или легким паром» по ЦТ из-за этой антиалкогольной компании уже не покажут, а люди за десять лет к ней так привыкли. Несмотря на все эти неудобства и чудачества власти, новому молодому генсеку пока что еще верили, он вроде, что-то пытался делать, правда с водкой, конечно, погорячился, но в остальном создавалось впечатление, что страна вот-вот заживет лучше. Что значит лучше? А что простому человеку надо – чтобы еда и промтовары в магазинах имелись, да чтобы не было боязно сыновей в армию отправлять, сейчас когда есть опасность попасть в Афган, да чтобы девушки и женщины могли не опасаясь шпаны вечерами по улицам ходить… И если бы хоть один из этих «вопросов» Горбачев смог разрешить. Но многие верили, что он пытается.
Мария Николаевна в понедельник 8-го декабря поехала на областное совещание в Усть-Каменогорск. Вернулась она с зыряновским поездом через день и в четверг, сказавшись больной, на работу не вышла. Ее свекровь, Мария Макаровна, примчалась в школу и прямо с урока вызвала Ольгу Ивановну:
– Зайди ты, Христа ради, к нам, к Машке нашей, не знаю, что с ней такое творится. Лежит со вчерашнего дня, говорит больная, а врача не велит вызывать, не в себе она. Когда приехала, водкой от нее пахло. Первый раз такое с ней, вот с утра, наверное, голова то и болит с непривычки. На Сашку чуть не матом понесла… Я уж и подходить к ней боюся, и меня отругает. Что то там случилося у нее. Зайди, поговори с ней, она ведь одну тебя и слушает…
После уроков Ольга Ивановна пошла к Караваевым. Семья председателя поселкового совета занимала четырехкомнатную квартиру. Все кроме дочери-студентки, учившейся в Алма-Ате, и мужа были в сборе. 13-ти летний сын и свекровь ходили на цыпочках, боясь потревожить Марию Николаевну. Ольга Ивановна почувствовала запах сигаретного дыма едва вошла в спальню. Спросила как можно бодрее:
– До меня дошел слух, что наша управительница-благодетельница заболела. Но раз она может курить, значит со здоровьем все в порядке.
Мария Николаевна в домашнем халате и неубранной головой лежала поверх застланной кровати и смотрела на ковер, укрывавший противоположную стену, словно пыталась разгадать тайну, скрытую в хитросплетении вытканного на нем узора.
– Ты, Ивановна? Чего пожаловала?… Хотя понятно, не иначе свекруха к тебе бегала. Ладно, садись поболтаем, – Мария Николаевна подобрала ноги, освобождая место на углу кровати.
– Чего это с тобой, Маша… сама на себя не похожа? – Ольга Ивановна села рядом.
– Станешь тут не похожей, – председательница достала из прикроватной тумбочки пачку сигарет и зажигалку, закурила. – Мой терпеть не может, когда от меня табаком пахнет. А я таким образом от него избавляюсь, когда не хочу чтобы над душой стоял. Вот и сегодня, на обед пришел, поел кое как и деру дал. Теперь до девяти вечера на работе сидеть будет, это точно, – Мария Николаевна натужно засмеялась.
На всем облике председательницы чувствовалась какая-то тревога, что-то вроде растерянности, она словно пряталась в своей спальне, лишь бы не идти в Поссовет, в свой кабинет…