Дорога в Омаху
Шрифт:
– Нас обоих занесло, вы просто загорелись, у меня же затронут и сам интеллект. Но данный вопрос мы обсудим чуть позже.
– Это самая обидная вещь, которую я слышал от вас.
– «Испытай меня с помощью громовой палки, нацеленной в мою голову на холодном северном ветру», адвокат. Идемте же! Когда я последний раз видела Кору, она считала в чулане чайники. Разыщите ее, я же займусь вашей мамой. Встретимся в гараже. Жду вас с ключами от «Ягуара».
– А при чем тут гараж?
– Вы забыли, что я индианка. Перед тем как напасть на поселение, мы окружаем его. Белых людей ничему нельзя научить!
– Великолепно!
– Заткнитесь!
Однако Кора отказалась куда-либо ехать. Когда же Сэм намекнул ей, что существует реальная угроза ее жизни, кузина его дяди или что-то там вроде того с помощью некой ей одной известной магической формулы выдвинула из-под печки потайной ящик и, извлекая из него не один, а целых два заряженных «магнума-357», заявила решительно, что она единственная защитница этого дома:
– Думаешь, я буду рассчитывать на эту вшивую сигнальную систему, в которой никто ничего не понимает и которая отключается когда ей заблагорассудится? Да ничего подобного, племянничек! Я, Сэмми, происхожу из другой ветви нашей семьи – из той, которую никогда не жаловали ни задавака, ни ее сладкогласый муженек, но, видит бог, я честно отрабатываю свой кусок хлеба!
– Я не сторонник применения огнестрельного оружия, Кора, поскольку не верю в его эффективность!
– Верить или не верить – это твое дело, Сэмми. Но этот дом как раз то, что призвана охранять твоя пристрастившаяся к возлияниям дальняя родственница, ибо за это-то ей и платят, и ты, задрыга, не сможешь помешать мне выполнить свой долг!
– Задрыга?.. Надо же, меня дважды обозвали так всего за несколько минут.
– Ты всегда странно выражаешься, Сэмми, мой мальчик.
– Я говорил тебе когда-нибудь, Кора, что люблю тебя?
– Пару раз, Сэмми, когда ты был еще совсем маленьким. А теперь забирай со своей неописуемо длинноногой девицей задаваку и выметайтесь отсюда… И да сжалится добрый бог протестантов над ублюдками, что попытаются вломиться сюда! В случае чего я и в полицию позвоню: пусть и они там отрабатывают свой хлеб – хотя бы для разнообразия.
Желтый «Ягуар» – с Редуинг, поддерживавшей Элинор, находившуюся в полуобморочном состоянии на заднем сиденье, – стремительно выкатил с подъездной дорожки и направился в сторону ведшей в Бостон автомагистрали. На втором же повороте легковушка промчалась мимо длинного лимузина со всей атрибутикой черной машины тридцатых годов, включая и прижатую к стеклу физиономию с чертами, для характеристики коих достаточно сказать, что нечто подобное видим мы на звериных мордах в исполнении фотографов-анималистов. Как ни не хотелось Дивероу оставлять свою тетю одну, он все же поддал газу, уповая лишь на то, что Кора окажет достойную встречу двум вооруженным громилам, которые были настолько глупы, что, сидя в огромном черном автомобиле, расспрашивали средь бела дня, как проехать до нужного им дома. Если только не вмешается полиция, то скорее всего его псевдокузина из другой ветви семьи вдребезги разнесет бандитам головы из своих двух «магнумов». И где она их раздобыла?
– Сэм, вашей маме надо в туалет! – объявила Редуинг спустя двенадцать минут после начала их бегства, укачивая Элинор Дивероу в своих объятиях.
– Моя мама этого не делает. Это для других людей. Она никогда не ходит в ванную.
– Она говорит, что это семейная особенность. Свидетельство тому – ваши мокрые брюки.
– Но это же кофе!
– Это
– Через несколько минут мы будем в «Нэнси». Попросите ее потерпеть.
– Уж не имеете ли вы в виду «Гадкие шалости Нэнси»? – воскликнула специализирующаяся в юриспруденции дочь племени уопотами. – Это туда мы едем?
– А вы что, знаете это место?
– Когда я училась в Школе права, мы проводили там пару раз ну что-то вроде исследования в области юриспруденции. Тогда нам еще надо было писать курсовые работы по теме: «Цензура и конституционные нормы»… Вы не должны везти ее туда! Это заведение открыто все двадцать четыре часа в сутки!
– Нет выбора, адвокат: это всего в двух-трех минутах отсюда.
– Но это ее унизит!
– Тогда ей останется лишь пенять на такую семейную особенность, как недержание.
– Вы дитя мужского пола, уносящее под землю демоническое семя злых духов.
– Что, черт возьми, все это значит?
– Только то, что милостивые боги неодобрительно отнеслись к факту вашего рождения, и посему после того, как вас постигнет мучительная смерть, труп ваш будет пожран стервятниками.
– Не очень-то светский разговор, Ред. Не в духе нашей беседы в моем кабинете.
– Я уже сказала вам, что потеряла тогда голову. Я услышала слова, которых давно уже не слышала. Юридическая практика часто вступает в конфликт с любовью к закону. И я, растерявшись, утратила чувство перспективы, что никак меня не устраивает.
– О, тысячи благодарностей вам за это! Выходит, что для вас не имеет никакого значения то обстоятельство, что подтолкнул вас к изысканиям в области психологии не кто иной, как тот, кого назвали вы «идиотом»?
– Думаю, время от времени все мы должны заниматься психологией, поскольку этого требует наша профессия.
– В таком случае вы и в самом деле юрист!
– Конечно.
– И какой же фирме вы служите?
– «Спрингтри, Бэсл энд Карпас», Сан-Франциско.
– Боже, это же акулы!
– Рада, что вы понимаете это… Долго нам еще? Ваша мама едва дышит, ей не по себе.
– Осталось меньше минуты… А может, отвезти ее в больницу? Вдруг ей действительно…
– Забудьте об этом, адвокат. Пребывание в больнице еще больше уязвило бы ее, чем посещение «Нэнси»: чайник-то был пуст.
– Это еще что-то от племенного древа мудрости?.. Впрочем, сам черт здесь ногу сломит. То Кора упоминала чайники, теперь вот и вы о том же.
– Некоторые вещи, мистер Дивероу, – такие, например, как деторождение, – входят в сферу исключительно женского опыта.
– Еще раз выражаю вам свою благодарность. За обращение «мистер», – проговорил Сэм, въезжая на парковочную площадку «Гадких шалостей Нэнси» и так далее. – Никто не принимает во мне участия, всем плевать на то, как провел я день или прошлую ночь. Это относится и к безумному Маку с двумя его несуразными «адъютантами», которые вцепились в меня, как бульдоги, и к бородатым грекам, отобравшим у меня одежду, и к Арону Пинкусу, называющему меня Сэмюелом перед тем, как изложить суть иска, способного любого ввергнуть в правоведческий ад, и к наклюкавшейся маменьке, а теперь вот и к самой красивой женщине, встреченной мною в жизни. Представить только: влюбиться в меня, а потом разлюбить – и все за какие-то двадцать минут. И в довершение всего еще за мною охотится этот наемный убийца-ублюдок из Бруклина! Не лечь ли мне лучше в больницу?