Дорога в рай
Шрифт:
— Со мной ничего не происходит. Просто я тебя спрашиваю, где моя жена?
Женщина попыталась спустить ноги с кровати.
— Что ж, — произнесла она наконец изменившимся голосом, — если ты действительно хочешь это знать, Эдна ушла. Она ушла, пока тебя не было.
— Куда она пошла?
— Этого она не сказала.
— А ты кто?
— Ее подруга.
— Не кричи на меня, — сказал он. — Зачем поднимать столько шума?
— Просто я хочу, чтобы ты знал, что я не Эдна.
Он с минуту обдумывал услышанное, потом спросил:
—
— Эдна мне сказала.
Он снова помолчал, внимательно глядя на нее, несколько озадаченный, но гораздо более спокойный, притом во взгляде его даже появилась некоторая веселость.
В наступившей тишине никто из них не решался сделать какое-либо движение. Женщина была очень напряжена; она сидела, согнув руки и упираясь ими в матрас.
— Видишь ли, я люблю Эдну. Она тебе говорила когда-нибудь, что я люблю ее?
Женщина не отвечала.
— Думаю, что она сука. Но самое смешное, что я все равно ее люблю.
Женщина не смотрела ему в лицо, она следила за его правой рукой.
— Эта Эдна — просто сука.
Теперь наступила продолжительная тишина; он стоял неподвижно, вытянувшись в струнку, она сидела на кровати не шевелясь. Неожиданно стало так тихо, что они услышали сквозь открытое окно, как журчит вода в мельничном лотке на соседней ферме.
Потом он произнес, медленно, спокойно, как бы ни к кому не обращаясь:
— По правде, мне не кажется, что я ей еще нравлюсь.
Женщина подвинулась ближе к краю кровати.
— Убери-ка этот нож, — сказала она, — пока не порезался.
— Прошу тебя, не кричи. Ты что, не можешь нормально разговаривать?
Неожиданно он склонился над ней, внимательно вглядываясь в ее лицо, и поднял брови.
— Странно, — сказал он. — Очень странно.
Он придвинулся к ней на один шаг, при этом колени его касались края кровати.
— Вроде ты немного похожа на Эдну.
— Эдна ушла. Я тебе уже это сказала.
Он продолжал пристально смотреть на нее, и женщина сидела не шевелясь, вдавив кисти рук в матрас.
— Да, — повторил он. — Странно.
— Я же сказала тебе — Эдна ушла. Я ее подруга. Меня зовут Мэри.
— У моей жены, — сказал он, — маленькая смешная родинка за левым ухом. У тебя ведь такой нет?
— Конечно, нет.
— Поверни-ка голову, дай взглянуть.
— Я уже сказала тебе — родинки у меня нет.
— Все равно я хочу в этом убедиться.
Он медленно обошел вокруг кровати.
— Сиди на месте, — сказал он. — Прошу тебя, не двигайся.
Он медленно приближался к ней, не спуская с нее глаз, и в уголках его рта появилась улыбка.
Женщина подождала, пока он не приблизился совсем близко, и тогда резко, так резко, что он даже не успел увернуться, с силой ударила его по лицу. И когда он сел на кровать и начал плакать, она взяла у него из рук нож и быстро вышла из комнаты. Спустившись по лестнице вниз, она направилась в гостиную, туда, где стоял телефон.
Моя любимая, голубка моя
Есть
В ту пятницу я сидел в кресле, как всегда уютно расположившись, и держал в руках свою любимую книгу «Бабочки-однодневки» Даблдея и Вествуда, [35] когда моя жена, никогда не отличавшаяся молчаливостью, заговорила, приподнявшись на диване, который стоял напротив моего кресла.
35
Книга И. Даблдея и Дж. О. Вествуда о бабочках была издана в Лондоне в середине XIX века.
— Эти двое, — спросила она, — в котором часу они должны приехать?
Я не отвечал, поэтому она повторила свой вопрос громче.
Я вежливо ответил ей, что не знаю.
— Они мне совсем не нравятся, — продолжала она. — Особенно он.
— Хорошо, дорогая.
— Артур, я сказала, что они мне совсем не нравятся.
Я опустил книгу и взглянул на жену. Закинув ноги на спинку дивана, она листала журнал мод.
— Мы ведь только раз их и видели, — возразил я.
— Ужасный тип, просто ужасный. Без конца рассказывает анекдоты, или какие-то там истории, или еще что-то.
— Я уверен, ты с ними поладишь, дорогая.
— Она тоже хороша. Когда, по-твоему, они явятся?
Я отвечал, что они должны приехать около шести часов.
— А тебе они разве не кажутся ужасными? — спросила она, ткнув в мою сторону пальцем.
— Видишь ли…
— Они до того ужасны, что хуже некуда.
— Мы ведь уже не можем им отказать, Памела.
— Хуже просто некуда, — повторила она.
— Тогда зачем ты их пригласила? — выпалил я и тотчас же пожалел, ибо я взял себе за правило — никогда, если можно, не провоцировать жену.
Наступила пауза, в продолжение которой я наблюдал за выражением ее лица, дожидаясь ответа. Это крупное белое лицо казалось мне иногда таким необычным и притягательным, что я, случалось, предпринимал усилия, чтобы оторвать от него взгляд. В иные вечера, когда она сидела за вышивкой или рисовала свои затейливые цветочки, лицо ее каменело и начинало светиться какой-то таинственной внутренней силой, не поддающейся описанию, и я сидел, не в силах отвести от него взгляд, хотя и делал при этом вид, будто читаю. Да вот и сейчас, в эту самую минуту, я должен признаться, что в этой женщине было что-то волшебное, с этой ее кислой миной, прищуренными глазами, наморщенным лбом, недовольно вздернутым носиком, что-то прекрасное, я бы сказал — величавое. И еще про нее надо добавить, что она такая высокая, гораздо выше меня, хотя сегодня, когда ей пошел пятьдесят первый год, думаю, лучше сказать «большая», чем «высокая».