Дорога в Рим
Шрифт:
— Нет. И в ближайшее время не будет — лежат с тяжким похмельем. От щедрот Цезаря.
Девушка нахмурилась. Вся столица только и говорила об угощении, устроенном Цезарем в день последнего триумфа: двадцать две тысячи столов, ломящихся от еды и вина! Что ни день — слава Цезаря только росла. Он явно знал, чем снискать народную любовь.
— Не волнуйся, — зачастила Йовина, по-своему понявшая мрачность Фабиолы. — Он раздал солдатам столько денег, что они к нам повалят толпами. Шутка ли — столько лет на войне! Они, поди, сейчас не хуже Приапа, — хохотнула
Фабиола невольно улыбнулась.
— Кто в охране?
— Веттий, с самого рассвета. Говорит, что все тихо. Наверное, эти бандиты тоже вчера праздновали, а кому охота драться на больную голову?
— Ну-у… — протянула Фабиола.
Если уж фугитиварий решит напасть, то за головорезами дело не станет, сколько бы дармового вина ни выставил Цезарь. Поджав губы, девушка поспешила на улицу — оценить обстановку.
Веттий, прислонясь к стене у самого входа, подремывал в солнечных лучах, пробивающихся между зданиями, его знаменитая дубина послушно стояла у правой руки. Восемь или девять стражников толпились здесь же — кто играл в кости, кто разглядывал редких прохожих. Заслышав шаги Фабиолы, Веттий открыл глаза и вскочил.
— Госпожа!
— Я же просила меня так не называть!
Привратник склонил свою огромную бритую голову и, по-прежнему робея обращаться к хозяйке на новый лад, пробормотал:
— Фабиола.
— Сцевола появлялся? Или подручные?
— Даже носа не кажут.
— Не расслабляйся на всякий случай. — Девушка поманила его ближе и прошептала: — Следи, чтобы стражники были наготове. Триумфы Цезаря закончились, становится опасно.
Веттий подхватил дубину и ударил ею по левой ладони.
— Если он решит вылезти, пусть готовится к хорошей драке.
Фабиола кивнула, слегка успокоенная уверенностью привратника.
Как выяснилось, Сцевола готовился не к драке — к войне.
И она грянула в тот же день.
Фабиола заподозрила неладное сразу после полудня, когда вышла взглянуть на стражников. К ее удивлению, улица совершенно опустела: ни играющих детей, ни занятых пересудами соседок, ни вечных попрошаек у Лупанария. Даже окна в инсуле напротив — и те закрыты ставнями.
— И давно все разбежались? — спросила она Бенигна, который теперь стоял на страже вместо Веттия.
Привратник в задумчивости поскреб щеку.
— Час или около того. Я не стал докладывать, безлюдно не только у нас — на соседних улицах тоже.
Фабиола, почуяв угрозу, оглядела ближайшие лавки. Закрытая пекарня ее не удивила: работа там начиналась затемно и весь хлеб — основной рацион большинства римлян — расхватывали еще утром, так что к полудню пекарь всегда уходил вздремнуть. Зато горшечник обычно сидел за работой до заката, и видеть закрытую гончарню было странно. При взгляде же на аптеку Фабиола и вовсе нахмурилась. Аптекарь, коренастый лысеющий грек,
Фабиола рванулась к аптекарю.
— Ты куда, госпожа? — взревел сзади Бенигн. — То есть Фабиола?
Она махнула ему и трем другим стражникам, чтобы шли за ней, хотя аптека всего в двадцати шагах, Бенигну будет спокойнее рядом.
Навстречу Фабиоле, показавшейся на пороге лавочки, вышел сам хозяин, вытирая руки о заляпанный передник.
— Рад тебя видеть, госпожа, — поклонился он. — Снова нужен валериановый настой от бессонницы?
— Нет, спасибо. Уже закрываешься? — Она указала на полупустые полки и прилавок.
— Да. — Аптекарь отвел глаза и торопливо добавил: — Жена заболела.
— Какой ужас! — воскликнула Фабиола с образцовым сочувствием на лице. Подозрения, возникшие из-за горшечника и пекаря, только усилились. — Надеюсь, ничего серьезного?
Аптекарь неловко замялся.
— Лихорадка… Еще с ночи…
— Ну уж ты-то наверняка напоил ее нужной микстурой.
— Конечно, — пробормотал грек.
— Какой?
Аптекарь смешался, и девушка поняла, что он лжет. Жену он любил, и, если бы она вправду заболела, он утром не открыл бы аптеку вовсе.
— Что происходит? — спросила Фабиола, подходя ближе. — Горшечник тоже запер лавку, вся улица как вымерла.
Грек шумно сглотнул.
— Не бойся, скажи мне! — Девушка взяла его за руку. — Мы же друзья и соседи.
Аптекарь оглядел улицу в оба конца и явно обрадовался безлюдью.
— Ты права. Надо было тебя предупредить, но он пригрозил убить всю семью. — Голос его прервался от напряжения. — Прости.
Фабиола, несмотря на растущую тревогу, вздохнула чуть свободнее.
— Кто «он»? Сцевола?
— Да, — испуганно кивнул грек.
— Что он задумал? — Фабиоле отчаянно хотелось, чтобы ее подозрения подтвердил кто-то посторонний.
— Он не говорил. Наверняка ничего хорошего. — Аптекарь утер пот со лба. — Всем здешним лавочникам велено исчезнуть после полудня. И не высовываться.
Фабиола кивнула. Идею о том, чтобы удалить возможных сторонников, а заодно и свидетелей, наверняка подсказал Антоний. Сцевола жесток и безжалостен, ему все равно, сколько народу погибнет, а вот начальнику конницы нужно остаться чистым.
— Тогда уходи поскорее, — бросила она. — Ступай к семье.
Аптекарь явно чувствовал себя неловко. Он, мужчина, трусливо сбегает, оставляя женщину в опасности.
— Может, чем-нибудь помочь? — спросил он.
— Оставь нам немного ацетума и маковой настойки, — мягко улыбнулась Фабиола, облегчая его муки. — Напотом.
— Конечно! — Аптекарь юркнул в лавку и через минуту вернулся, по уши нагруженный склянками. — Вот все, что есть!