Дорога в Сарантий
Шрифт:
– Мы все стараемся во всем, что делаем, угодить императрице, – серьезно произнес возничий. Он намеренно сделал паузу, потом его белые зубы блеснули. – А потом императору, разумеется.
Валерий рассмеялся.
– Вложи в ножны свое смертельное обаяние, Скортий. Или прибереги его для той, которую ты сейчас соблазняешь.
Послышался женский смех. Некоторые мужчины, как заметил Криспин, не смеялись. Аликсана прошептала, и ее темные глаза вспыхнули:
– Но мне нравится, когда он достает его из ножен, мой повелитель.
Криспин не смог удержаться от внезапного смеха, это замечание застало его врасплох.
И разумеется, женщина, сидящая на троне. К императору явно вернулось непритворно хорошее настроение. Глядя на два трона, Криспин внезапно подумал об Иландре, со странной внутренней болью, словно удар клинка, которая все еще в таких случаях поражала его. Если бы его жена сделала подобное открыто провокационное замечание, он тоже счел бы его смешным, настолько он был в ней уверен. И Валерий был так же уверен в императрице. Криспин не в первый раз задал себе вопрос, каково это – быть женатым на женщине, которой нельзя доверять. Он бросил взгляд на стратига, Леонта. Высокий мужчина не смеялся. И его аристократка-жена тоже. Но для этого могло быть много причин.
– Драгоценный камень все еще предлагается в награду, пока Скортий не раскрыл свой секрет, – заметил император. – Жаль, что наш родианин не видел этого события, кажется, у него есть для нас много ответов.
– Сегодняшние гонки, мой повелитель? Я их видел.
Великолепное зрелище. – Криспину пришло в голову, немного поздновато, что он, возможно, совершает еще одну ошибку.
Валерий состроил кислую мину.
– А! Ты болельщик? Конечно, мы окружены ими. Криспин покачал головой.
– Едва ли болельщик, мой повелитель. Сегодня я впервые побывал на ипподроме. Мой сопровождающий, Карулл из Четвертого саврадийского легиона, который прибыл сюда, чтобы встретиться с верховным стратигом, стал мне хорошим гидом. – Каруллу не может повредить, если он упомянет здесь его имя, решил Криспин.
– А, ну тогда, как новичок, ты все равно не сможешь решить эту задачу. Давай, Скортий. Мы ждем, когда ты нас просветишь.
– О, нет. Нет, давайте спросим у него, мой повелитель, – возразила Стилиана Далейна. В ее холодной красоте и правда было что-то злое. – Как говорит наш трижды возвышенный император, этот художник знает так много. Почему гонки колесниц должны оказаться за пределами его понимания?
– Столько всего лежит за пределами моих возможностей, госпожа, – ответил Криспин так мягко, как только мог. – Но я попытаюсь… удовлетворить вас. – Он коротко улыбнулся в ответ. Он расплачивался за то, что нечаянно сделал с ее художником, и за преднамеренное упоминание о ее жемчужине. Ему оставалось лишь надеяться, что эта плата ограничится обменом колкостями.
Аликсана со своего трона сказала:
– Вот вопрос, который мы обсуждали за ужином, родианин: как Скортий сообразил отдать первую дорожку в первом заезде после перерыва? Он позволил колеснице Зеленых оказаться на внутреннем круге нарочно и привел несчастного Кресенза прямо к катастрофе.
– Я это помню, моя госпожа. Это также привело к финансовой катастрофе трибуна Четвертого легиона.
Слабая острота. Императрица не улыбнулась.
– Как это грустно
– Нет позора в неведении, – прибавил Валерий. – Особенно если это твой первый поход на ипподром.
Ему и в голову не пришло не отвечать. Вероятно, должно было прийти. Вероятно, более осторожный человек, учтя все нюансы, уклонился бы от ответа. Таким человеком почти наверняка был бы Мартиниан.
– У меня есть одна мысль, мой господин, моя госпожа. Возможно, я ошибаюсь, конечно. Вероятно, я ошибаюсь.
Стоящий рядом Скортий взглянул на него. Он слегка приподнял брови, но его карие внимательные глаза смотрели учтиво и заинтересованно.
Криспин в свою очередь посмотрел на него и улыбнулся.
– Одно дело сидеть над беговой дорожкой и размышлять, как это сделано, и совсем другое – делать это на песке, на всем скаку. Прав я или нет, позволь мне приветствовать тебя. Я не ожидал, что так разволнуюсь сегодня, но это произошло.
– Ты делаешь мне слишком много чести, – пробормотал Скортий.
– Так что скажешь? – спросил Император. – Твоя мысль, родианин? В награду тебя ждет афганский рубин!
Криспин взглянул на него и сглотнул. Он не знал, конечно, каков приз. Это был не обычный приз; это было целое состояние, с самого дальнего востока. Он снова повернулся к Скортию, прочищая горло.
– Свет и тень в толпе сыграли свою роль?
И по улыбке, тут же появившейся на лице возничего, понял, что выиграл. Выиграл. Он умел решать головоломки. Всю жизнь.
В полной ожидания тишине Криспин заговорил со все возрастающей уверенностью:
– Я бы сказал, что многоопытного Скортия навел на эту мысль темный цвет толпы, когда он достиг поворота перед императорской ложей, мой повелитель. Наверное, он знал много другого, о чем я не могу даже догадаться, но рискну предположить, что это было самым важным.
– Темный цвет толпы, – сердито воскликнул начальник канцелярии Фастин. – Что за чушь?
– Надеюсь, это не чушь, мой господин. Я имею в виду их лица, конечно. – Больше Криспин ничего не сказал. Он смотрел на возничего, стоящего рядом. Теперь на него смотрели все.
– Кажется, – наконец, произнес Скортий, – у нас тут стоит возница. – Он рассмеялся, показывая белые, ровные зубы. – Боюсь, этот родианин – вовсе не мозаичник. Он – опасный обманщик, мой повелитель.
– Он прав? – резко спросил император.
– Совершенно прав, о трижды возвышенный повелитель.
– Объясни! – Приказ прозвучал, как удар кнута.
– Польщен, что мне задан этот вопрос, – спокойно ответил чемпион Синих.
– Не тебе. Кай Криспин Варенский, объясни, что ты имеешь в виду.
Скортий впервые смутился. Криспин понял, что император по-настоящему раздражен, и догадался, почему: в этом зале явно находился еще один любитель решать головоломки.
Криспин осторожно сказал:
– Иногда человек, который видит что-то впервые, может заметить то, что уже не дано видеть другим, более сведущим. Признаюсь, что я устал за тот длинный день к моменту поздних заездов, и мой взгляд блуждал по сторонам. Он упал на трибуны по ту сторону спины.