Дорога вечности
Шрифт:
— Не приняла, верно, — вздохнула Софи. — Это было время Сияющей и Утратившего Имя…Сын Драгила был вскормлен Первой синей волчицей, увы, ее имя мне неизвестно. Это не Богиня спасла ребенка, а одинокая волчица, потерявшая своего ребёнка.
— Как это потеряла? — удивилась Элайза. — Да ни одна мать не может потерять младенца! По запаху…
— Умер, Элайза, — рыкнула Софи. — Первенец синей погиб.
— Простите, я…
— Неважно, — отмахнулась матушка. — Но доподлинно известно, что у волчицы была синяя шерсть до того, как Богиня осенила ее своей милостью, даровав иммунитет
— Как это?! — удивился Ривэн.
— Софи, ты недоговариваешь.
— Как видишь, твои дети меня перебивают. Иммунитет и преобразование магии. Любой, кто попытается воздействовать на меня путем магии, не добьётся ничего, кроме того, что усилит меня. Я стану выше, мощнее, быстрее. Если нападет стихийник, я отвечу ему его же силой. На воду — водной, на огонь — огненной, но буду в несколько раз сильнее нападающего. Это понятно?
Я закивала, забыв, что меня не видно, потому что матушка смотрит вперед.
— Да, — в унисон воскликнули мы с Пени.
— Так вот, эта особая сила передается от матери дочери. Старшей, младшей…любой. Вожак «Черных Когтей» знал, когда нападать. У нас был траур, моя мать умерла, клан скорбел о потери…
Мы помолчали. Какие бы порядки не царили тогда, но клан «Черные Когти» явно поступил подло. Да и не понятна конечная цель…
— Синие волки обладали тем, чего не было у других стай. Но для нас всегда было сюрпризом, в ком проснется эта магия, а в ком нет. Мальчики тоже имели синий окрас, а вот иммунитета у них не было. Когда мать отказала отдавать своих дочерей, нас было трое, я и две младшие, вожак «Черных когтей» решил кардинально отомстить за отказ. Да только он не ожидал, что мой отец убьет двух младших, чтобы они не достались на потеху чужой стае, а вот меня не успел, я же сама предпочла жить, чтобы однажды отомстить.
— Получается, когда вы в человеческом обличье вы не можете пользоваться магией? — Асакуро явно не впечатлился произошедшим, чем вызвал во мне гнев. От же бесчувственный!
— Если бы я не могла пользоваться магией, балбес, то как бы лечила? До первого оборота вы тоже — обычные люди.
— Простите, госпожа Софи.
— Как жаль, что синих волков больше не будет, — прошептала Элайза.
И ей очень повезло, что она сидела далеко от меня. Потому что я бы точно отвесила ей подзатыльника! Спрашивается, зачем сыпать на раны соль? Словно матушке и так легко дался ее рассказ!
— Вот для того, чтобы потом не жалеть, Элайза, нужно не перечить инстинкту.
В костре потрескивали дрова, изредка нарушая образовавшуюся тишину.
Мне было над чем подумать. Я расстраивалась, что мое детство не было пропитано любовью и нежностью, а у Софи, на ее же глазах отняли всех, кого она любила. И ее бы убили, если бы вожак не почувствовал в ней пару. Убили бы, сначала заставив родить. Теперь я это отчетливо поняла. Матушка многое не стала рассказывать, видимо, пощадила наши чувства, не дав окунуться в тот ужас, который пережила. И, откровенно говоря, я не знаю, хорошо это или плохо. Может, узнай я больше, смогла бы стать для нее еще ближе? Но с одним я соглашусь полностью, подобные истории не для ушей всей команды. Это слишком личное,
Пока я размышляла Элайза тихо переговаривалась с Асакуро, Пени что-то спрашивала у матушки. Но их слова не откладывались в моей голове. Они звучали словно издалека, не мешая мне тонуть в догадках и печали.
Я не сразу заметила движение впереди. А когда поняла, что наш покой нарушили, завизжала, громко, с короткими передышками.
— Хейли! Спокойно, это всего лишь лилар, он тоже хочет каши.
— Папа! — я все еще не могла успокоиться. Сердце набатом стучало в груди, эхом отдаваясь в виски.
Богиня, что за мерзкое создание!
— Попрошайка!
Страшная зубастая бабочка, впервые представшая передо мной в вольере номер пять, в виде огромного слизняка или гусеницы, сейчас зависла прямо перед моим лицом, и умильно строила глазки, выпрашивая порцию каши. И все бы ничего, но глаза у этой твари большие, стеклянные с тремя точками вместо зрачков. А рот! Зубастый округлый…и как папе могло понравится это чудовище?
— И-и-и а-аши, — пропищал лилар и сморгнул.
— И-и, — передразнила его и передала папе свою тарелку, пусть сам его кормит, только подальше от меня.
— Уии!
— Нахал, ты должен был просить у своего Стража! — фыркнула я, когда отец отозвал свою зубастую бабочку.
— Ты до сих пор его боишься? — спросил Асакуро. — Шаир рассказывал, как ты верещала, увидев его в вольере.
— А то вы забыли, какие у меня отношения с животными.
— Такое невозможно забыть! — рассмеялась Элайза, — особенно то, как над тобой издевалась мантикора.
— Мантикора? — обеспокоено просила матушка.
— О, госпожа Ратовская, она пыталась воспитывать Хейли… — подруга в красках начала описывать мои провалы в работе с мантикорой.
К ней подключился Асакуро, добавляя градус веселья у слушающих, и строя рожицы мне, в ответ на мой продемонстрированный кулак.
Нет, ну что за люди! Смешно им! Вот если бы их так мантикора таскала!
— Хейли, ты понравилась этой кошке, а взаимностью не ответила, — улыбаясь, заявила матушка, после того, как отсмеялась.
— Вот еще, эта зверюга издевалась! А сколько она моей одежды попортила, вспомнить страшно!
— Зато и ты ее знатно погоняла, — хмыкнул Асакуро. — На арене перед всеми собравшимся.
Рассказ о моих подвигах перешел на новый виток.
Я столько в жизни не краснела.
Так уж сложилось, что наши вечера, проведенные у костра, под боком матушки и отца, были наполнены весельем и добротой. Мы подтрунивали друг над другом, делились забавными эпизодами, максимально раскрывались, упрочняя и без того крепкую связь между нами.
И пусть Ривэн все еще не был до конца прощен оборотнями, я и Пени на него зла не держали.
Сегодняшняя ночь радовала взгляд сияющими звездами на небосклоне. Теплый ветерок ласково трепал распущенные волосы, а Асакуро, безмерно удивив всех, перебирал струны на лютне. Я не знаю, откуда он ее взял и уж тем более не могла предположить, что он умеет петь! И как! Низкий, бархатный голос очаровал, а слова песни, затронули душу: