Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов
Шрифт:
Зайцева прикусила губу. Зарибаба перекрестился.
– «Г» можно сравнить с людьми, которые любят петь в караоке, но при этом не имеют голоса.
– Вот только эти певцы, – перебила Зайцева писателя, – не рвутся на эстраду, а «Г» маниакально хотят напечататься!
– И караошники, наверное, хотят, чтобы их по радио крутили. Репетируют пока. А «Г» – это тот, кто ну очень хочет писать, но у него не очень получается. Ну, не умеет он.
– Уметь – немного другое, – сказал Зайцева.
– Вы говорите про
– Это пограничные состояния, очень родственные. Поди разбери. Но на выходе – «Встал Ильич, развёл руками, что же делать с…»
– Кхм! Мы поняли.
Адвокат Великого Графомана подал устный протест и сам же его отклонил. Присяжные пытались освободить столы от подарочных книг с автографами Зарибабы.
– Нам нужны конкретные примеры, – сказал Насвойвкус. – Вот Арсен Зарибаба и его книжка «Полночь начинается в двенадцать». Прекрасная книжка, одна из лучших в минувшем году.
– Спасибо! – вспыхнул Зарибаба.
– Роман переиздан трижды. Это говорит об огромном успехе. Просто замечательная книга!
– Правда? – Зайцева навалились на перила барьера, чтобы заглянуть в глаза издателю. Не удалось. – Я едва осилила пролог.
Насвойвкус остался невозмутим. Поправив солнцезащитные очки, он продолжил:
– Артур принёс мне рукопись, будучи неизвестным автором, самоучкой. Можно окрестить его графоманом или нет? Но его работа и труд издательства подарили миру бестселлер!
Зарибаба на радостях хлопнул себя по коленям.
– Константин, вы серьёзно? – атаковала Зайцева. – В каком веке вы живёте? Вам рассказать, как сегодня делаются бестселлеры?
– Парируйте, Арсен, – отмахнулся Насвойвкус, втайне радуясь, что между ним и критиком значится объёмное тело Зарибабы. – Как-то она на вас злобно смотрит. Вот и книжку вашу не дочитала.
Зарибаба прочистил горло.
– Ответ прост. То, что я не «Г» – очевидно. Да, роман оказался удачен. Но я совершенно не горжусь этим! Да, его переиздавали трижды. Но я совершенно не горжусь этим! Да, заключены контракты на десять переводов, в том числе на идиш. Но я совершенно не горжусь этим! Да, в России продано более ста тысяч экземпляров, а сколько передавалось по рукам, бралось у друзей… Но я совершенно не горжусь этим! Вот!
Зарибаба сел.
– И в чём же очевидность вашей не причастности к «Г»?
Зарибаба встал.
– Я ненавижу писать! Вот почему я не «Г»! Первую книжку писал два года, вторую три – вымучивал, выдавливал, тужился.
– А графоман не тужится? – спросил потерявший нить следствия судья. Парик неприятно колол лысину – похоже, он забыл сорвать ценник.
– «Г» не может не писать. Ему непременно нужно продемонстрировать, что он литературный эксгибиционист.
– Обвиняемый, это правда?
Великий Графоман надул щёки, отложил в сторону
– Как вам пишется, обвиняемый, легко? – поинтересовался судья.
– Предложения текут, как слюни, – сообщил Великий Графоман и тут же записал сравнение.
Зарибаба потянулся за минералкой. Зайцева закатила глаза. Судья нашёл зелёный эмэмдэмс и спрятал в потайной карман мантии.
– Вот! Вы видите, какие у них сравнения! – обвиняюще взвизгнула критик.
– Они плюются с такой скоростью и силой, что никаких платков не хватит! – поддержал Зарибаба.
В этот краткий момент две негодующие души соприкоснулись. Зарибаба даже приобнял Зайцеву и понял, что напишет третий роман. О любви.
– А графомания в блогах, – сказал Насвойвкус. – Вы задумывались над этим?
– Я не пользуюсь интернетом, – сказала Зайцева.
– Да, Таня не пользуется, – поддержал окрылённый любовью Зарибаба. Роман о любви – да, определённо! Возможно, даже серия романов. Да, серия! Он уже почти нащупал название: «Слёзы, поцелуи и love наотмашь».
– В смысле, не пишу в блогах, – уточнила критик. – Кто сейчас не пользуется интернетом?
– Да, кто? – поддакнул писатель.
– Я веду колонки в своём сетевом журнале.
Великий Графоман взял карандаш и подтянул к себе блокнот.
– Как называется ваш журнал? – спросил судья и подмигнул машинистке.
– «Вымя фантазий».
– Ага… что ж… и как обстоят дела?
– Хорошо. Около сотни тысяч посещений в месяц.
– И в вашем журнале не бывает графоманских текстов?
– Если и есть, то они задуманы под «Г». Понимаете?
– Не очень, – признался судья.
– Стилизованы под «Г». Чтобы обратить внимание общественности на эту проблему.
– Это как нацарапать в кабине лифта: «НЕ ПИШИТЕ В ЛИФТАХ»?
Великий Графоман оценил масштаб сравнения и застрочил в блокнотике.
– Я думаю, Таня имела ввиду немного другое… – начал Зарибаба.
– Не называйте меня Таней!
Страсть, эмоции, надрыв, подумал писатель. Как это будоражит!
– Так, давайте подытоживать, – судья скинул левый сланец и почесал зудящую пятку. – По каким критериям вы предлагаете распознавать графоманов?
– Критерии просты, – сказала Зайцева. – Это сумма ощущений от текста. «Г» – это человек, который пишет неинтересно, вторично.
– Кто этим будет заниматься?
– Литинспекторы. Российский Дом Литературы и Критики уже провёл кастинг.
– Да-да, – пробормотал судья. – Я видел списки… Донцова, Маринина, Первушин… Хм… И каких мер вы просите?
– Мы просим для «Г» ограничения на пользование электронной и бумажной почтой. Чтобы суд запретил всем «Г» и конкретно обвиняемому приближаться к дверям редакций ближе, чем на триста метров.