Дорога запустения

Макдональд Йен

– Ублюдки, – бросил Раджандра Дас, обращаясь к железнодорожной компании в целом. Обтер лицо рукавом. Моча образовала на пыли бордовое пятно. С таким же успехом могла быть и кровь. Не меняя позиции в точке приземления, Раджандра Дас осматривал окрестности. Низкие саманные домишки, одна-две белых стенки, сколько-то зелени, сколько-то деревьев, сколько-то ветряных насосов, горстка больших ромбовидных гелиоколлекторов и приземистая башенка-ретранслятор на горке камней, выглядевших так, будто в них кто-то жил.

– Не пропаду, – сказал Раджандра Дас, которого любили лотерейные барабаны, локомотивы и товарные вагоны, но не охранники; на охранников «Вифлеем-Арес Ж/Д» его чары не действовали. Приближались силуэты, неразличимые

в полуденной знойной дымке. Раджандра Дас поднялся и пошел навстречу новым хозяевам.

– Эй, – сказал он, – это место ведь не сыскать на открытках?

Глава 5

Матушке поезда не нравились. Ее устрашали их габариты. Ее сокрушал их вес. Ее тревожила их скорость, а стук колес был как приближение судного дня. Она боялась их пара, фонтанирующих струй и того, что их термоядерные токамаки могут взорваться и раздербанить ее на вольные атомы в верхних слоях атмосферы. Она ненавидела поезда. Особенно поезда, которые ездят по ужасным красным пустыням. Что до поездов, в большинстве своем они были к Матушке равнодушны. Даже тот, который ехал сейчас по ужасной красной пустыне.

– Миша, Миша, скоро мы сойдем с этого мерзкого агрегата?

Микал Марголис, минералог, промышленный химик, послушный сын и молодой первопроходец, отвернулся от гипнотической красной пустыни с девственным, незапятнанным, прекрасным геологическим потенциалом и сказал маленькой пожилой матери:

– Мы пересечем пустыню, как только мы ее пересечем, и окажемся в Райской Долине, где дождь идет только в два часа ночи, где, когда сажаешь семя, надо сразу отступить на шаг, иначе деревце врежет тебе по подбородку, где ручные певчие птички прилетают и поют на твоем пальце, и где мы с тобой, мама, заработаем состояние и станем жить богатыми, здоровыми и счастливыми.

Нехитрая сказка сына пришлась Матушке по вкусу. Ей нравился кусочек о ручных певчих птичках, садящихся на палец. В Новом Космобаде из птиц были только хриплые черные вороны.

– Миша, но сколько еще нам ехать?

– До следующей станции, мама. В этой пустыне городов нет, останавливаться просто негде. До следующей станции, а там мы пересядем на горную железную дорогу, и она унесет нас в Райскую Долину.

– Ах, эти пересадки, не нравятся они мне. Я не люблю поезда, Миша, вот совсем не люблю.

– Мама, беспокоиться не о чем. Я здесь. Не хочешь мятного чаю для нервического успокоения?

– Это, Миша, было бы весьма кстати. Спасибо.

Микал Марголис вызвонил стюарда, и тот принес мятного чаю в заварочном чайничке с черно-золотой маркировкой «Вифлеем-Арес Ж/Д». Матушка пила чай глоточками и в промежутках улыбалась сынуле. Микал Марголис улыбался в ответ и размышлял, что скажет матери, когда они доберутся до Райской Долины, потому что райская она лишь для промышленных химиков; и дождь там идет в два часа ночи, потому что в это время система очистки сбрасывает хвостовые газы в атмосферу; и в почве полно этилена, благодаря которому деревья прорастают за ночь, потом чахнут и гибнут; и где все птички давным-давно дали дуба в токсичных парах, а на пальцах поют хитрые механические дубли – часть разработанной Компанией программы по связям с общественностью.

Он подумает об этом ближе к делу. За поляризованным окошком расстилалась волнующая красная пустыня, мужской пейзаж, песчаная страна чудес с нетронутыми скалами и минералами. Микал Марголис вообразил себя скачущим по пустыне верхом на лошади, в цветном пончо, голова обмотана платком, кожаный футляр для образцов пошлепывает по спине. Погруженный в этакие грезы, он сам не заметил, как его убаюкало нежное покачивание поезда.

Проснулся он в аду кромешном. Не в Аду Кромешном, как именовалась развязка, из которой шли поезда в Райскую Долину, а в другом, куда более кошмарном месте. Шипели клапаны,

где-то орали люди, металл бряцал о металл, и кто-то тряс Микала Марголиса за плечо, приговаривая: «Сэр, ваша мать, сэр, проснитесь, сэр, ваша мать, сэр, сэр, сэр…» Он сфокусировал взгляд на бледном лице стюарда. «Сэр, ваша мать, сэр». Матушки на месте не было. Весь багаж испарился. Микал Марголис устремился к окну и увидел, как мать блаженно скользит вниз по ступенькам, жестами увлекая за собой бородатого юношу, ухмыляющегося под ворохом свертков и футляров.

– Мама! – зарычал Микал Марголис. – Мама!

Матушка взглянула на него и замахала рукой: крохотная, счастливая фарфоровая куколка. И голосок у нее был кукольный.

– Миша! Быстрее! Нельзя терять ни минуты. Надо отыскать другую станцию.

– Мама! – заревел Микал Марголис. – Не та остановка! – Но слова потонули в лавине пара и громе разогревающихся термоядерных двигателей. Скрипуче, старчески поезд трогался с места. «Сэр, сэр!» – завопил растрепыхавшийся стюард. Микал Марголис вытянул руки, толкнул его на пустующее место и понесся к двери. Он спрыгнул, когда вагон прощался с краем импровизированного перрона.

Матушка вихрила по перрону ураганом мелкого возмущения.

– Миша, каким мукам ты подвергаешь меня, свою бедную родную мать! Уснул в вагоне, вот тебе и на. Пошли, не то пропустим горный поезд.

Мордастый носильщик вынужден был бросить чемоданы, так ему стало смешно.

– Мама, где горы?

– За домами.

– Мама, ты же видишь, что за домами, они все низенькие. Мама, это не та станция.

– Как не та? И куда же тебя привела твоя бедная родная мать?

Микал Марголис показал на слова, выложенные красивыми белыми булыжниками вдоль колеи.

– На Дорогу Запустения, мама.

– Но это же следующая станция, нет?

– Мы ехали до Ада Кромешного. Поезд не должен здесь останавливаться. Тут не должно быть никакого города.

– Тогда вини железнодорожную компанию, вини город, но никак не твою бедную родную мать! – вскипела Матушка и похулила, осмеяла, распяла и всячески прокляла железнодорожную компанию, ее поезда, ее рельсы, ее сигналы, ее подвижной состав, ее кондукторов, ее инженеров, ее сторожей и всех, кто хоть отдаленно связан с «Вифлеем-Арес Ж/Д», вплоть до захудалой туалетчицы третьего класса – и так минут двадцать кряду.

Наконец, д-р Алимантандо, номинальный голова Дороги Запустения, нас. 7, выс. 1250 м, «в шаге от Рая», прибыл унять препирательства и вернуться к хронокинетическим штудиям в мире и спокойствии. Накануне он поручил Раджандре Дасу, на все руки мастеру, ученику чародея, разнорабочему и станционному носильщику, выложить название города ослепительно белыми булыжниками, дабы любой мимоезжий поезд знал: жители Дороги Запустения гордятся своим городом. Будто привлеченный черной симпатической магией, поезд с Матушкой и Микалом Марголисом выехал из-за горизонта и остановился осмотреться. Раджандра Дас умел привораживать машины, но, ясно, не настолько. Так или иначе, он приворожил Матушку и ее сына, и теперь д-ру Алимантандо пришлось решать, что с ними делать. Он предложил им прибежище в одной из теплых сухих пещер, изрешетивших утесы, до времени, когда Матушка с сыном решат уехать или соорудят менее временное обиталище. Одеревенев от возмущения, Матушка от приюта отказалась. Она не станет спать в грязной норе с пометом летучих мышей на полу и ящерицами в качестве сожителей; и, нет, она не разделит грязную нору с сыном, безбожным ничтожеством, понятия не имеющим, как обходиться с пожилой леди, его бедной родной матерью. Д-р Алимантандо слушал ее со смирением, которое наскреб по сусекам души, после чего умолил Манделий, чей дом строился с расчетом на семью, пригреть бедняжку. Микал Марголис въехал в пещеру. Помет летучих мышей и ящерицы были в наличии, зато не было матери, а значит, дела шли неплохо.