Дорога

Маринина Александра

– Ну что там? – с тревогой спросил Родислав.

– Ничего страшного. Просто много выпил. Наверное, что-то неприятное приснилось. Пойдем спать?

– Конечно.

Люба отправилась в ванную, разделась, встала под душ. Она никак не могла справиться со смятением. Родислав совершенно недвусмысленно дал ей понять, что… И что ей с этим делать? За одиннадцать лет, которые они прожили после заключения договора, она отвыкла от близости, а за последние пять лет привыкла не хотеть ее и не думать об этом. Ей всего сорок три года… Или уже целых сорок три? Она успела забыть и вкус поцелуев, и ощущение горячих рук на своем теле, и запах мужского дыхания, тот особенный запах, который появляется только в интимной ситуации. Хочет ли она всего этого снова? Нужно ли ей это? Она вспомнила разговор с сестрой, вспомнила ее вопрос: а нужно ли тебе это? И свой ответ: моему телу это не очень нужно, а вот душе – очень. А как сейчас? Любу зазнобило, она повернула кран, сделала воду погорячее. Сейчас тело молчит, оно уже ничего не хочет, а душа рвется к Родиславу и к тому восхитительному ощущению

собственной красоты и желанности, которое когда-то щедро дарил ей мальчик из отдела снабжения по имени Олег. Ну и пусть тело молчит, все равно она уступит желанию мужа, раз и он, и ее душа этого хотят.

Люба отдернула пластиковую штору и посмотрела на себя в зеркало. Родислав наговорил ей сегодня кучу комплиментов, хвалил ее фигуру, грудь, ноги, бедра, но ведь в последние годы он вообще не видел ее без одежды, Люба проявляла деликатность – договор так договор! – и не появлялась на глаза мужа обнаженной, даже в самые жаркие летние месяцы спала в ночных сорочках или пижамках. Родислав просто не представляет себе, что скрывается за тщательно подобранными и хорошо сидящими костюмами, платьями, юбками и брюками. Когда-то полная и высокая грудь обвисла и уже не выглядела такой упругой и соблазнительной, округлый живот покрылся слоем жирка, и на нем стали заметны послеродовые растяжки, на ногах проступила красная сетка мелких сосудов, а под коленками стали заметны синие вены. Как показаться ему в таком непривлекательном виде? Он думает, что Люба за эти одиннадцать лет не изменилась, что она под одеждой такая же, как была когда-то, а на самом деле она постарела и подурнела. Кожа под подбородком и на шее становится дряблой, уже видны глубокие поперечные морщины, которые она старательно прячет за шарфиками, косыночками и высокими воротниками блузок и свитеров. И на внутренней стороне локтей, когда сгибаешь руку, собираются противные мелкие сухие морщинки. Нет, невозможно, чтобы Родислав увидел все это. И дело не только в том, что она стесняется. Дело главным образом в том, что если он действительно сейчас хочет ее, то он хочет другую Любу, придуманную, живущую в его памяти, но в реальности не существующую. Даже если в нем сейчас появилось откровенное желание, то при виде настоящей постаревшей и подурневшей жены это желание мгновенно исчезнет, оставив после себя отчаяние и неловкость. Неловкость, конечно же, достанется Любе, но она-то как-нибудь с ней справится, а вот отчаяние станет уделом ее любимого мужа, который усомнится в собственной потенции, и это будет ударом, от которого он, может быть, будет долго приходить в себя, а возможно, и вовсе не оправится.

Она задернула занавеску и сделала воду еще горячее.

Родислав осторожно постучался в дверь ванной.

– Любаша, у тебя все в порядке?

– Да, – громко и по возможности уверенно ответила она. – А в чем дело?

– Ты так долго… Я испугался, что что-то случилось. Ты скоро?

– Уже иду. Не говори громко, Лельку разбудишь.

Он ее ждет. Он волнуется. Что же делать? Как поступить?

Она вышла из ванной и увидела, что из-под двери комнаты пробивается полоска света. Родислав лег и оставил бра включенным. Он всегда поступал так раньше, еще до договора, потому что любил смотреть на Любу в минуты близости. После договора он стал выключать свет, и Люба, всегда ложившаяся позже мужа, укладывалась в темноте. Сегодня свет снова горел, и это совершенно недвусмысленно свидетельствовало о намерениях Родика. Люба замерла перед дверью: у нее остались последние мгновения для принятия решения, и это решение не имеет права быть неправильным. Она не может позволить себе ошибиться, слишком многое поставлено сейчас на карту. Ему сорок пять лет. У него наверняка, кроме Лизы, были и другие женщины, Люба не столь наивна, чтобы думать, будто здоровый нормальный мужчина может так долго обходиться без секса, а ведь Родислав перестал ночевать у Лизы четыре года назад. Другие женщины. Наверняка молодые и привлекательные, с гладкой кожей и упругим телом. И сейчас Родик начнет сравнивать жену с ними и поймет, что не хочет ее. Он не сможет осуществить свое желание, которое, конечно же, немедленно пропадет, оставив у них обоих отвратительный осадок.

Люба глубоко вздохнула и взялась за ручку двери. Родислав лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел на нее. Она быстро скинула пеньюар и, оставшись в красивой шелковой сорочке, скользнула под одеяло и погасила свет.

– Спокойной ночи, Родинька. Отдыхай, мой хороший. С этими Колькиными загулами ты совсем не высыпаешься.

Люба повернулась к мужу спиной и постаралась сделать так, чтобы он не заметил, что она плачет.

* * *

Родислав не мог понять, какое чувство в нем сильнее: злость на себя за то, что не смог донести до жены свои желания, или досада на Любу, которая эти желания не увидела, не услышала и проигнорировала. Он почему-то был уверен, что все получится легко и просто, так же, как получалось когда-то прежде: он проявит намерение – и Люба с готовностью откликнется. В последние месяцы у него и сомнений не возникало в том, что она непременно откликнется, они стали очень близки, так, как никогда не были раньше. Они вместе волновались за Кольку и ждали его, сидя на кухне и то и дело заваривая свежий чай, они в январе вместе сходили в Третьяковку на выставку Малевича, а в марте – на премьеру в новый театр Райхельгауза, они в последний год часто вместе смотрели телевизор – и трансляции с Первого съезда народных депутатов СССР, и сеансы Кашпировского и Чумака, которые привели и Любу, и Родислава в полное недоумение – они ничего не почувствовали

и не поняли; Родислав даже посмотрел несколько серий «Рабыни Изауры», а остальные серии, конечно, не все, а только те, которые смогла посмотреть, ему пересказывала жена, и он с удовольствием слушал ее, потому что рассказчицей Люба была замечательной, она обладала удивительным чувством юмора и сопровождала повествование о злоключениях несчастной девушки такими комментариями, что Родислав буквально корчился от смеха. Они много разговаривали, обсуждали текущие события в стране: митинг сотрудников академических учреждений в поддержку академика Сахарова; вывод советских войск из Афганистана и дискуссию об «афганском синдроме»; опубликованную в «Правде» карту радиоактивного загрязнения, вызванного аварией на Чернобыльской АЭС; гибель подводной лодки «Комсомолец»; разгон демонстрации в Тбилиси и танки, дубинки и саперные лопатки на проспекте Руставели; волнения в Армении и Нагорном Карабахе; вывод советских частей из ГДР; возвращение гражданства Юрию Любимову и многое другое. Восемьдесят восьмой и восемьдесят девятый годы были богаты событиями, страну сотрясали перемены, и супруги Романовы всегда находили о чем поговорить. Они даже вместе сходили в первый в Москве «Макдоналдс» на Пушкинской площади и выстояли многочасовую очередь, очень уж любопытно было посмотреть и попробовать ту самую заморскую еду, про которую так много раз они читали в книгах.

Но не только проблемы с сыном и обсуждение общественных событий их сблизили. Был еще и дефицит, да такой, какого Романовы на протяжении своей жизни не знали. С прилавков пропало все, сахар и сигареты продавали по талонам, за ватой, мылом и стиральным порошком надо было долго бегать, чтобы «поймать» место, где их «давали». Исчезли многие продукты, и Родислав впервые за все время службы стал интересоваться заказами, которые выдавали в министерстве, а также ассортиментом министерского буфета. Прежде Люба, не считавшая возможным нагружать мужа бытовыми проблемами, занималась продуктами сама, но теперь и ему пришлось подключиться, и он периодически приносил с работы то синюшную жалкую курицу, вероятно умершую от голода, то батон колбасы, то килограммовый пакет гречневой крупы, то пару банок сгущенки, а однажды притащил домой несколько рулонов туалетной бумаги, которой в магазинах обычно не было. Совместные хозяйственные заботы тоже сделали Любу и Родислава ближе, и ему в какой-то момент стало казаться, что не было этих чудовищных, непонятных и словно бы не им прожитых семи лет, когда его мысли были заняты только Лизой. Не было этих лет, не было договора, а был только его брак с Любой, теплый уютный брак, крепко стоящий на дружбе и взаимном доверии. И почему бы в этом чудесном браке не отыскать местечка для секса?

Мысли о близости с Любой стали посещать Родислава не так давно. После неудачи с Леночкой из Управления международных связей у него было еще несколько попыток романтических свиданий и со старыми знакомыми, и с новыми, но все они оканчивались либо частичным, либо полным фиаско. Каждое следующее свидание становилось менее удачным, чем предыдущее, зато Родислав с каждым разом испытывал все больший страх оказаться несостоятельным. Он все никак не мог поверить, что причина в нем самом, и полагал, что никак не может найти женщину, которая ему понравится по-настоящему. Наконец ему пришло в голову, что он просто боится новизны, что каждая новая партнерша требует определенного напряжения не только физических, то есть сексуальных, но и эмоциональных сил, и на это напряжение у него просто не осталось внутреннего ресурса. Он очень устал от проблем с сыновьями, с младшим и старшим, от Лизы, от соседей и вообще от всего. Наверное, с Любой у него все получилось бы, ведь он так хорошо ее знает, знает каждое потайное место ее тела, знает ее характер и точно чувствует ее настроение. Близость с Любой не потребовала бы от него ни малейшего напряжения. Проблема была, однако, в том, что жена не была желанной. При всем добром и теплом отношении к ней Родислав ее не хотел.

И вдруг сегодня, обсуждая какого-то совершенно постороннего мужика, наговорившего Любе на улице комплиментов, Родислав словно другими глазами посмотрел на жену, увидел, как она хороша, и испытал острый прилив желания. Настолько острый, что забыл обо всем на свете и думал только о том, как бы поскорее затащить жену в постель. Он почти не испытывал неловкости, и уж о чем он думал меньше всего, так это о том, а как, собственно говоря, выглядит эта ситуация для самой Любы, что она думает и что чувствует. В голове у Родислава билась только одна мысль: сейчас все получится, и он снова будет чувствовать себя самцом, сильным и могучим, способным подчинить себе женщину, и после этого исчезнет страх, навалившийся на него после череды наудач, и в его жизнь снова вернется веселый и беззаботный, легкий, приятный и ни к чему не обязывающий секс с множеством молодых, красивых и неглупых женщин, и он снова сможет считать себя удачливым и состоявшимся.

И теперь, когда Люба ясно дала ему понять, что не разделяет его жгучее желание, Родислав не знал, досадовать ему или злиться. И вообще, что делать дальше? Как отнестись к произошедшему? Считать ли, что он для жены полностью утратил привлекательность, или списать все на ее усталость и замученность и надеяться, что в другой раз все будет иначе? Только вот будет ли он, этот другой раз? Сможет ли он еще раз испытать желание по отношению к Любе? А вдруг не сможет? Если он не обретет прежней уверенности в ее объятиях, то в его жизни больше не будет других женщин, это Родислав Романов внезапно осознал со всей очевидностью. И если окажется, что он упустил момент и Люба за долгие годы утратила интерес к сексу, это будет означать, что как мужчина Родислав умрет.