Дорогами Фьелланда
Шрифт:
Сейчас он отводил душу в шатре старой Ульвы, честя на чем свет стоит ненадежных союзников, свалившихся ему на голову. Ларс привык делиться мыслями со старой шаманкой, это было все равно что исповедаться дереву в глухой священной роще, даже, пожалуй, надежнее. Когда нужно, Ульва могла быть молчаливей дерева.
Старуха, помешивая пахучее варево в котле, украдкой наблюдала за воспитанником. Она уже давно, с самого его детства поняла, что за человек был Ларс. Он был «утвальт» — избранный. Такие, как он, движутся впереди истории, в их крови ощущается стремительный бег времени. Такой человек просто
Все это однако не означало, что Ларс обязательно приведет их к счастью и довольству.
— …Да еще чародея с собой притащил! — кипятился он. — Ты ведь не зря предупреждала меня не верить волшебникам!
Темное лицо старухи осталось непроницаемым. Иногда Ларс думал, что морщины старой Ульвы были удачной маской, за которой она скрывала любые чувства. Шаманка отвела спадающую на глаза седую прядь, зазвенели вплетенные в косы обереги.
— Это не тот шаман, которого я видела в пламени, — глухо ответила она. — Чтобы понять этого мага, мне не нужно гадать на перьях. У него нет души. Он тяжелый и гладкий, как камень. Но о камень тоже можно споткнуться.
Из котла поднимался аппетитный пар, напомнивший охотнику о том, что неплохо было бы перекусить. Зыркнув светлым глазом, Ульва постучала жесткой пяткой, обутой в меховой поршень, по утоптанному земляному полу:
— Чувствуешь, какой он холодный и твердый? Ты не найдешь столько шкур, чтобы выстелить ими весь шатер. Но можно сшить из них теплую обувь и больше не беспокоиться о камнях. Не спеши в Айстад. Сперва тебе нужно получить благословение духов. Мы пойдем в Форлатт, в Старое городище.
— Да, но… — Ларс умолк. Эта мысль ему неожиданно понравилась.
Форлатт, заброшенный город, располагался у отрогов горы Гальхё. Из него наверх уходила старинная дорога (вернее сказать, тропа) в древний храм, посвященный главным богам: Агне Громовержцу, Даннэ, хозяйке лесов, первому змею Янгару и коварному Харги, властителю Нижнего мира. Хотя истинный храм Харги располагался ниже по склону горы, где открывался черный зев ледяной Дивьей пещеры. Там над водой всегда висело смрадное белесое марево, Хендекит неудержимо втягивалась в чрево зловещей горы, и в грохоте воды слышался злорадный смех Харговых прислужников. Как правило, в Дивью пещеру допускались только зрелые охотники, пережившие три раза по семь зим. Он, Ларс, будет самым юным, получившим благословение предков из Нижнего мира, и этот подвиг прославит его еще больше!
Принц Болдр в своем шатре тоже, мягко говоря, не лучился оптимизмом:
— Тоже мне, союзники! Стоило нам обговорить условия — как вдруг они снимаются с места, чтобы навестить какую-то забытую богами дыру! Видите ли, чтобы получить благословение духов! А раньше нельзя было это сделать?! Они дождутся, что Данатор двинет отряды на помощь Айстаду! От этого старого интригана всего можно ожидать…
Эштон согласно кивнул. Беглый принц и беглый альтийский маг сидели рядом, грея руки возле жаровни с пылающими углями, и угощались местной ядреной водкой. Эштон задумчиво смотрел в пламя, где при определенном напряжении сил мог увидеть действия и даже помыслы людей, которые его занимали. Болдр просто грелся.
— Досадно, что эти
Эштон мог бы ответить, что Данатора этим не проймешь, но у него не было причин желать добра Эринне, так что он промолчал. При воспоминании о принцессе, которая притащила в Альтарен колдуна из Лабриса и даже имела наглость натравить его на королевского мага, в душе Эштона поднималась слепая темная злоба.
— Сейчас-то она, наверное, уже на полпути к дому…
— Нет, — отозвался волшебник. Болдр, с удивлением заглянув в его совиные зрачки, в которых отражалось пламя, невольно поежился.
— Нет, она не собирается возвращаться в Альтарен. Она здесь, в этих лесах.
— Оу, правда? Но зачем бы ей… Ах, тролль меня побери! Я понял! — Болдр, расхохотавшись, хлопнул себя по колену. — Все дело в ее приятеле, которого Хемминг сторожит в Хвитстейне, верно? Я уж и забыл о них! Неужели она надеется вытащить их оттуда?
Желтые глаза Эштона опасно сверкнули:
— Принцесса Эринна связалась с грязной магией, силу которой я бы не стал недооценивать, милорд.
Припомнив аккуратную ровную дыру в каменной толще Лостерской крепости, Болдр задумчиво кивнул:
— Пожалуй, я отпишу Хеммингу, чтобы был настороже. Или нет! Пусть отвезет пленников в Форлатт, раз уж мы все равно туда направляемся. Может, в этой обители сьерговых идолищ магия кьяри утратит силу? Лично мне от них не по себе…
Пристроившись на походном столике, Болдр размашисто черкнул несколько строк, запечатал письмо личным перстнем.
— Придется посылать гонца, а у меня и так мало людей. Болт тебе в печенку, Эштон, почему ты не привез с собой парочку виверр? Я слышал, Данатору от них большая польза.
Виверры, шустрые пушистые зверьки с перепончатыми крыльями, доставляли королевскую почту в разные уголки Альты и Гонзы. Эштон несколько раз пытался с ними поладить, но сдался после трех прокушенных пальцев и одного разгрома в своей комнате. Разумеется, он не собирался жаловаться Болдру.
— На севере от них никакой пользы, мой принц, — с достоинством ответил маг. — Виверры — теплолюбивые создания, здесь для них слишком холодно.
— Жаль, жаль… Хотя, с другой стороны, это в какой-то мере защищает нас от шпионов Данатора. Как говорится, там, где глупец страдает от обстоятельств, умный человек видит новые возможности.
И Болдр, обрадованный перспективой поймать в ловушку Эринну и, как он думал, Данатора, высунулся из теплого шатра, чтобы кликнуть гонца в Хвитстейн.
Глава 23
Измученный вынужденным бездельем, Ивейн кинулся в погоню за эрлом Руотом, как кот за мышью. Чтобы наверстать упущенное время, он не поехал проторенной дорогой вдоль побережья, а рванул напрямик сквозь холмы, к неудовольствию сопровождавшей его Астрид. Отношения между спутниками были прохладные. За два дня они миновали полдюжины деревушек: Каменари, Рисан, Горни Кочет… Чем дальше на север, тем чаще поселки имели двойные названия: фьелландское и старое сьергское, и все чаще местные жители притворялись, что вовсе не разбирают языка «этих имперцев».