Дорогая Альма

Гавен Михель

Когда Пирогов отнес Варю в хату, Граф сам дополз до крыльца и безропотно позволил незнакомцу поднять его в дом. Маренн обработала и перевязала раны собаки, а лесничиха напоила его родниковой водой.

– Да, конечно, я все оставлю, – ответила Маренн мягко и наклонилась к саквояжу.

Услышав шуршание бумажной упаковки, собака навострила уши. «Как ты похож на Айстофеля, – с улыбкой подумала Маренн. – Тот же внимательный умный взгляд и манера разглядывать человека, чуть наклонив голову набок. Красавец и настоящий смельчак». Она положила на табуретку запечатанную бутылку физраствора, коробку

с двумя шприцами и несколько пузырьков с лекарством.

– Разведете физраствором перед тем, как колоть, – предупредила она. – Я думаю, вы знаете…

– Это все немецкое? – Варя приподнялась и указала на орла, красующегося на коробке со шприцами. – Откуда? Немецкое?

– Это я Иван Петровича упросила у ихнкго ликаря взяти, – сообразив, вступила в разговор лесничиха. – На два шматка сала выменяла. Сказывала, мол, дид у меня хворый. А ему чаво? Ликарю-то тому? – Она махнула рукой. – Чё больше, чё миньше. Все пользовать. И нехай себе нимицкое. Главное, чтобы помогало.

«Хорошо, что саквояж у меня не эсэсовский, а старый французский, в нем еще в Первую мировую войну медсестры госпиталя „Сэтерлэнд“ перевязочный материал хранили, – подумала Маренн. – Всегда счастливым считался. Если раненому бинты и лекарства из этого саквояжа достались, будет жить. Такое было поверье. Даже хирурги рукой терли его, прежде чем на операцию идти. Может быть, поможет и этой русской фрейлейн».

– Что ж, понятно. – Варя снова опустила голову на подушку, но тут же повернулась. – Я б и догадаться могла. А документы где? – снова встрепенулась она.

– Дид за печкой спрятал, – ответила Пелагея. – А потом в лесу закопаем. Я тиби покажу, где. Чтоб ти знала, – успокоила она раненую.

– Нам пора, – негромко сказала Маренн Пирогову. – Я желаю вам скорей поправиться. – Она ласково прикоснулась пальцами к руке девушки.

– Когда я смогу увидеть Неллу? – спросила Варя осторожно. – Вы можете привезти ее сюда? Я буду ухаживать за ней. За ней, за Графом, за щенками… А ваш воспитанник, пусть приходит, я буду только рада.

– Я обязательно поговорю с ним об этом, – пообещал Пирогов. – Думаю, это случится скоро.

– Я провожу. – Пелагея снова обмоталась платком. – Ты, дид, здеся будь, – бросила строго мужу.

– А то куды убегу-то? – Тот махнул рукой. – По дивчинам, что ли?

– Вот рлзпусник! – Пелагея фыркнула. – Осторожно, осторожно, пани, ступенечка, – поддержала она Маренн под руку. И тут же незаметно сунула под огромный платок немецкий китель и ремень с кобурой, спрятанные за бочку с водой на входе. Заметив ее ухищрение, Маренн невольно улыбнулась. Взяла автомат, оставленный рядом с рогатиной на крыльце.

– Ваш жакет у машины отдам, – сказала Пелагее, проходя по тропинке под дубами. – А то увидит меня ваша новая постоялица. Лучше не надо этого.

– То и верно. Так краше будет, – согласилась лесничиха.

– Теплый у вас жакет. – Маренн похвалила одеяние, хотя работать в нем было трудно и жарко и она едва вытерпела до конца. – В нем и зимой не замерзнешь, шубы не надо.

– Чи салоп-то? – переспросила Пелагея. – Таки сама валяла и шила и узор вывела ниткой шелковой, – сообщила она не без гордости. – Чтоб заздрили соседки. Как без этого?

– Я был удивлен, фрау Сэтерлэнд,

узнав, что в Первую мировую войну вы служили во французском госпитале, – заметил Пирогов, когда они подошли к машине. – Как же вы оказались…

– На другой стороне? – закончила за него Маренн и, сняв салоп, передала его лесничихе. – Благодарю.

Надела китель, застегнула пуговицы. Застегнула ремень с кобурой. Вытащив длинную деревянную спицу из прически, заново скрутила волосы на затылке.

– Скажу вам честно, Иван Петрович, – продолжила она, сев за руль. – Если бы там, в Вердене, мне кто-нибудь сказал, что такое произойдет, я бы не поверила. Но Австрия – моя вторая Родина, и так случилось, что спустя всего лишь пару лет после окончания той войны никакой иной Родины у меня не осталось. Мне пришлось расстаться с Францией навсегда. По крайней мере, тогда я так думала. А потом уже просто поздно было что-нибудь менять. Садитесь, Иван Петрович. – Она откинула дверцу пассажирского места рядом и завела мотор. – Поехали.

– Да, да, конечно, – заторопился Пирогов. – Ты, Пелагея, если что, прибегай, – сказал напоследок лесничихе.

– Прискочу, – пообещала та и отошла, махая рукой. – Доброго здоровьичка, пани дохтур, дай вам Бог, – добавила скороговоркой, а потом поклонилась в пояс. Машина развернулась и выехала на дорогу. Лесничиха шла за ней и махала концом цветастого платка, держа под мышкой салоп, пока автомобиль не скрылся за поворотом.

– Не знаю, как сказать Юре, что у Альмы нашлась хозяйка и собаку придется отдать, – вздохнул Пирогов, когда впереди уже показалась усадьба Свирских. – Эта собака вернула его к жизни. Он как-то встрепенулся. Не отходит от нее. Боюсь, такая новость – это будет удар.

– Не торопитесь, Иван Петрович, мой вам совет, – ответила Маренн и, подъехав к шлагбауму, предъявила пропуск часовому. – Я, конечно, сообщу о целебном источнике в Берлин, но, сами понимаете, принятие решения может занять довольно длительное время. А то, что известно мне об айнзацкоманде D и ее командире штандартенфюрере СС Отто Олендорфе, действующих в этих местах, так это то, что они обычно появляются очень быстро и исполняют обязанности весьма аккуратно. Как бы не пришлось совершать обратный маневр. Не Альму везти в сторожку, а всех обитателей сторожки – прятать в госпитале. Притом я вовсе не уверена, что рейхсфюрер СС не приготовил для меня новых приказов и я смогу задержаться здесь дольше, чем положено.

– Госпожа оберштурмбанфюрер.

На крыльце Маренн встретила медсестра Беккер.

– Вас в кабинете ожидает высокопоставленный офицер, – встревоженно сообщила она.

– Давно?

– С четверть часа, – ответила та.

– Хорошо, сообщите, я сейчас приду, – кивнула Маренн. – Раненых доставили?

– Так точно. Транспорт пришел час назад, – доложила Беккер. – Сортировка и первичная обработка проведена. Можно начинать осмотр.

– Хорошо, через десять минут начнем, – решила Маренн, взглянув на часы. – Это странно, – сказала она Пирогову, когда Беккер отошла. – Я никаких больших начальников в гости не жду. Да и не очень-то они любят навещать госпитали. Ступайте к себе, Иван Петрович. Вам надо отдыхать. Если произойдет что-то серьезное, я вас извещу.