Дорогая эрцеллет, успокойся!
Шрифт:
"Но как он, Роджер Кардиф, крылатый, который уже достаточно узнал женщин и их характеры, мог жениться именно на такой?" – недоумевал Алекс, однако собираясь в путь. – "Неужели правду говорят, что он вовсе не такой уж охотник до откровенных удовольствий, а просто излишне влюбчив? Пожалуй, если это так, то это наводит на определённый вывод. Хорошо", – решил принц, – "если благодаря любви Кардиф прожил с этой женщиной лет пять-семь и выдержал её характер, то следует заставить себя обожать её. Это же не надолго, в конце концов!"
Путь к дому матери Брианы (Алекс так и не вспомнил, как зовут тёщу), занял всего несколько свечей.
На месте оказались все: мельтешащие детишки под ногами, тётушки, рассаженные рядками по диванчикам, отчим и дядюшки, которые, как ранее и подозревал Алекс, были здесь не только слабохарактернее и бесправнее женщин, но и моложе. Скоро запутавшись в том, кто чей слишком молодой муж, а кто чей слишком взрослый сын, Санктуарий решил не уподобляться представителям своего пола в этом доме и не прятаться под карточным столом, а влезть в самую гущу дамских сплетен и стать полноправным участником на празднике зависти и клеветы. Одно радовало: Бриана молча осуждала здесь практически всё и всех, за исключением младших детей, с которыми с удовольствием возилась.
При первой же возможности Алекс подробно рассказал Бриане о путешествии в Сильверхолл. В ту ночь, ещё тёплую для начала зимы, они болтали почти до рассвета, сидя на перилах балкона отведённой им спальни, мешая горячий шоколад с латкором и глядя на звёзды. Ей очень не понравились выводы, которые она сделала:
– То есть отец либо мёртв, потому что ошибся с траекторией, и его унесло мимо обитаемой планеты, либо отравился химикатами перевёртышей или Даймонда, либо будет спать пару-тройку миллионов лет в мёрзлом песке под чужими звёздами?
– Ну, может, в болоте под чужими звёздами. Хотя целее будет, если, конечно, в мёрзлом песке…
– Ты пытаешься шутить, я знаю, но это не уместно сейчас, Алекс. Я зла. Как он мог так распорядиться своей жизнью?!
– Кхфп! – профырчал-проплевался Алекс, не зная, как ещё выразить насмешку, раздражение и бессмысленность ответа на глупый вопрос.
– Но это же идиотизм! – возмущалась Бриана. Так хороша в этом сумраке под звёздами глубокой холодной ночи. И, тем не менее, Алекс решил напомнить о реальности, в которой совершенства нет:
– Попробуй сказать, что и ты никогда не совершала идиотских выходок.
– Сейчас ударю.
– Понял, понял, я должен верить, что то, что ты делаешь, всегда исполнено глубокого смысла, и если я его не вижу, то обязан молчать, пока не отыщу его. Так? Хорошо, тогда, чтобы я не попадал в неудобные ситуации, занимайтесь иногда самокритикой, дорогая эрцеллет.
Бриана подумала, улыбнулась и протянула ему руку с порядком замёрзшими пальчиками:
– Если это весь ваш рецепт, господин лекарь, то я благодарна.
– В мой рецепт входит процедура, о которой я ещё не говорил.
Став серьёзнее и нежнее, эрц-принцесса поднялась с места и вернулась в спальню. Через стеклянную дверь Алекс наблюдал за её движениями и ощутил настойчивое желание молитвой поблагодарить Единого за невероятное тепло внутри, которое из-за Брианы с её "ужасными" характером и воспитанием, ему
Алекс старательно развлекал себя, придумывая для семьи матери Брианы (которую звали то ли Белла, то ли Беатрис), сначала наиболее точные прозвища, а затем испытания, с которыми бы эти разумные справились бы или наоборот – не справились. Но от этого занятия его настойчиво отвлекали две мысли. Первая состояла в том, что в этом царстве властных женщин что-то не так, а вторая мысль концентрировала внимание Алекса на то, что Бриане в таком месте как-то… спокойно. Да, среди этих родственников она потускнела, да, пламенной любви её все эти крылатые не вызывают, но должна быть причина, по которой она выглядит в этом доме отдыхающей, расслабленно-сонной.
Ради этого "отдыхающего" вида жены, Алекс позволил себе задержаться в таком месте на несколько дней. Он так и не понял, можно ли было найти что-то хорошее здесь, кроме тренировки духа и подкрепления семейной связи. Но едва Бриана и Алекс решили вернуться в Три-Алле, как случилось это – он получил все ответы самым откровенным образом:
– Матушка, разрешите мне чаще навещать вас, – обращалась Бриана к матери перед самым отъездом. Ну а Санктуарий только что заметил, что у матери и дочери одинаково строгие причёски – фактически вариации пучков. И одинаковая страсть вставлять белые отвороты воротников даже к самым легкомысленным платьям. Правда, Бриана больше любит тёмные и насыщенные цвета.
– Конечно, дорогая. Пусть ты напоминаешь мне твоего отца, но ты всё равно останешься моей горячо любимой старшей дочкой, – с немалой нежностью отвечала Беатрис. Или Белла. Или как-там-её. Может… Белинда?
Нет, показалось. Бриана вовсе не копирует мать.
– Простите, матушка.
– Ничего милая, ты же не виновата, что эгоисты-мужчины так двуличны и жестоки, – говорила матушка успокаивающим тоном. – Просто продолжай сохранять свою твёрдость и береги себя, чтобы противостоять им и сохранить мир в своей душе. Ты всё делаешь правильно.
Внезапно Алексу захотелось ударить тёщу по носу, чтобы она ощутила всю "правильность" поведения дочери на себе.
– Рада, что ты заговорила об этом, – вдруг блеснула глазами Бриана. – И ты всё правильно рассказывала – большинство могущественных мужчин не слишком считаются с теми, кто слабее в чём-либо.
– Таковы все мужчины, – кивнула хозяйка дома. И продолжала говорить с полным сознанием правоты: – Им плевать на чувства, они не желают ничего слышать, даже если это крайне важно. Они не сворачивают с выбранного пути и не признают ошибок. Они хитры, ветрены, не надёжны, и если тебе кажется, что тебя ценят и уважают, то это просто очередная их уловка.
"Невероятно!" – поражался про себя Алекс. – "Невероятно, что я слышу всё это!"
Но возмущение мгновенно пропало, потому что Алекс увидел в глазах обеих женщин, матери и дочери, страдание и веру в то, что они сумеют "защититься". Мать, скорее всего, действительно узнала мужчин не с самой лучшей стороны, познала предательство и бессилие, и брак с таким типом, как Кардиф, не просто не исцелил её душевных ран, а усугубил их. Только считая мужчин опасными, она окружает себя теми из них, чьи мысли и побуждения для опытной женщины легко читаемы – молодыми, едва вошедшими во взрослую жизнь крылатыми.