Дороги и сны
Шрифт:
– Это у них что, семейное? – не удержался Кантор и в ужасе чуть не прикусил язык. Боги, надо же быть таким придурком, ведь вроде уже и не пьян…
Саша вскинулась всем телом, устремив на болтливого кузена пронзительный недетский взгляд. Зыбкий образ беззащитной девочки рассыпался, как мозаика из песка.
– Значит, мне не показалось, ты в самом деле знал Жака, хотя вы жили в разных мирах и не могли видеться. Объяснишь?
Выкручивайся теперь, пьянь бестолковая… И как-нибудь так, чтобы не соврать, а то ведь… родственнички…
– Не знал, – поправил он. – Знаю. Господин королевский шут до безумия боится покойников, а от
Кузина замерла с приоткрытым ротиком, затем восхищенно выдохнула:
– Ну какая же он зараза!
– Кто, Жак?
– Дядя Макс! Ведь он все знал с самого начала! И вместо того чтобы сказать, морочил нам головы такими туманными намеками, что я думала… Вот ведь хрыч старый!
– Больше я тебе ничего не стану рассказывать, – торопливо предупредил Кантор. – Главное ты знаешь, а подробности – это лишнее. Ты все равно никогда его не увидишь…
Взгляд девочки Саши на пару секунд замер, остановившись где-то над правым ухом собеседника, точь-в-точь как это бывало с его величеством Шелларом в момент озарения, затем она усмехнулась и уверенно изрекла:
– Увижу.
– В самом деле?
– И я уже знаю как.
– Очень за тебя рад. – Кантору было весьма любопытно, что за гениальная идея посетила эту милую головку, но продолжать скользкую тему посмертного существования Жака он не решился. – А скажи-ка, Настя знает, где живет твой дедушка?
– А тебе зачем?
– Я хотел бы навестить его еще раз. Желательно, когда в доме не будет оравы юных дарований, которые меня раздражают.
– Я сама тебя отведу, потом, когда приеду. Не надо напрягать Настю.
– Хорошо. И еще вопрос, пока ты не уехала. Где здесь можно купить струны для гитары?
Долгожданная столица, которая целую луну являлась Ольге в снах в образе огромной ванны с горячей (ну ладно, теплой) водой, куска благоухающего мыла и мягкого домашнего халата, на деле началась с патруля на пригородной дороге. После долгих переговоров, сопровождаемых страдальческими причитаниями дона Мигеля о полуголодном существовании и немыслимых расходах на корм для цирковой живности, строгое указание «не пущать всяких неблагонадежных» трансформировалось в «мы никого не видели» всего за два золотых вместо запрошенных пяти. Ольга, не в силах дождаться момента, когда доберется домой, готова была, не торгуясь, отдать все десять и возместить их потом втройне, но вмешиваться в высокое искусство не решилась.
Обычно цирк выступал в окраинных кварталах, и затащить спутников в город, где все так дорого и такие злые стражники, стоило большого труда. Несмотря на уверения Ольги, что в ее квартире достаточно места для всех, даже Пако при желании можно впихнуть хотя бы на ночь, а при доме имеется конюшня и сарай для карет, дон Мигель отчаянно настаивал на том, что лучше переночевать, как обычно, в фургоне и поесть вчерашних пирожков, чудом спасенных от Шарика. Но свое слово сказала мадам Катрин, и к вечеру цирковой фургон, протиснувшись узкими улочками Лоскутного квартала, неторопливо подкатил к воротам вожделенного дома.
Ключей у Ольги, разумеется, не было, поэтому она поступила, как поступил бы любой жилец, потерявший ключи по неосторожности, по пьянке или по вине городских карманников, – постучала к хозяину.
Увидев свою жилицу живой и здоровой, хотя и в непрезентабельных лохмотьях, хозяин переменился в лице
– Вы мне еще свое столовое серебро покажите, – обиделась Ольга, сообразив, в чем дело. – С какой вдруг радости вы решили, что я умерла?
– Так ведь… слухи доходили… – Почтенный домовладелец устыдился так наглядно, что у Ольги тут же возникли подозрения касательно сохранности ее имущества.
– Но вы же не хотите сказать, – вкрадчиво начала она, – что на основе этих непроверенных слухов сдали мою квартиру другим жильцам, предварительно присвоив все мои вещи? Ведь нет?
Хозяин опасливо стрельнул глазами на безмолвную громаду Пако, который, вежливо помалкивая, высился за Ольгиной спиной, и с жаром заверил, что никогда бы себе подобного не позволил, он ведь честный человек! То есть квартиру он, конечно, сдал – ведь срок оплаты закончился две недели назад, а ожидать, что покойные жильцы туда вернутся и внесут просроченный платеж, было бы неразумно, – но ни единой вещички он и пальцем не тронул! Напротив, предупредил Ольгиных друзей – маэстро Юста и маэстро… как же его… словом, они все собрали и перевезли в пустующий дом господина Жака, а потом и сами туда переехали. Поскольку господин тоже пропал, а зачем же снимать квартиру, если есть пустующий дом…
Высказав все, что она думает о безмозглых сплетниках, а также о тех, кто их слушает, расстроенная донельзя Ольга поплелась к родному фургону, где ее дожидались друзья. Если рассуждать здраво, домовладельца не в чем было винить – не держать же вечно под замком квартиру покойных жильцов, – но Ольга все равно разозлилась так, что готова была разнести по камушку этот самый дом. И не потому, что не нашла там своих вещей и не добралась до ванны, а потому, что сейчас ей придется вернуться к людям, которых она пригласила в гости, и объяснять, почему им надо разворачиваться и убираться отсюда.
Как это объяснить, она так и не придумала, поэтому объяснять ничего не стала, только прыгнула на козлы рядом с Хулио и махнула рукой, показывая направление.
Дверь ей открыла почему-то сестренка маэстро Тарьена, дико взвизгнула и в точности повторила действия домовладельца. На этот раз Ольга не успела придержать дверь, поэтому опять в нее заколотила, требуя открыть и не валять дурака, а то сейчас эта дверь вылетит к едреным демонам!
Внутри произошло некоторое шевеление, и дверь опять отворилась. На этот раз на переговоры с восставшей из гроба подругой вышел Юст. Отважный драматург едва держался на ногах и источал убийственный аромат спиртного, чем, видимо, и объяснялась его невероятная смелость.
– Вы в своем уме? – накинулась на него Ольга, для верности попросив придержать дверь верного Пако, который в любом случае был надежнее ее сапога. – Чего вы визжите и шарахаетесь? Я возвращаюсь домой, целую луну протаскавшись по дорогам, а вместо ванны и теплой постели получаю рассказы о своей безвременной кончине и толпу перепуганных мракобесов со святой водой!
Юст, немного опомнившись, застенчиво спрятал за спину серебряную вилку и одновременно попытался развести руками. Получилось не очень.