Дороги и тропы
Шрифт:
Как раз в это время по лесу с собакою шел лесник. Он шел «по куницу» и все поглядывал вверх, не мелькнет ли буроватая шкурка. Вдруг собака остановилась, без видимой причины гавкнула, ощетинилась и зарычала. Лесник был опытным человеком и сразу смекнул, в чем дело. Он отозвал лайку и, пятясь назад, стал делать затесы на березах и елках...
Через неделю по этим затесам охотники разыскали место, где из-под снега вилась теплая струйка пара.
Медведица слишком поздно услышала шорох. Налетели со злобным визгом собаки, и сразу же ухнул по лесу гром. Упали с елок комочки
Над берлогой наклонился усатый охотник.
— Ого-о! Наследники есть...— Охотник разделся и завернул медвежат в полушубок...
Медвежат разлучили. Один остался у лесника, а тот, что был шустрей и проворней, ехал сначала в машине, потом самолетом, потом опять в машине и попал наконец на окраину Москвы, в Химки. Всю дорогу возле него держали бутылку с резиновой соской. Медвежонок сначала не брал соску, потом привык — подслащенное молоко было похоже на материнское.
— Ну вот и приехали, — сказал человек и развернул полушубок, — осматривайся в нашей берлоге...
На стенах висели оленьи рога, ружья, старый бинокль и патронташи с позеленевшими медными гильзами. Если бы медвежонок мог понимать, он догадался бы: в доме живет охотник.
Новый жилец не спрятался, не забился в печурку, где обычно спасалась кошка. Он деловито принялся изучать комнату и сразу набедокурил. Подвела скатерть — зацепилась за когтистую лапу. На пол грохнулась и разлетелась брызгами хрустальная ваза. Петрович (так звали охотника) получил ее вместе с серебряным знаком за меткую стрельбу. Дорогим призом в доме очень гордились, но откуда знать медвежонку... И охотник не рассердился.
Из трех стульев и стиральной доски сделали загон возле печки. Дали медвежонку обычное для всех медведей имя. И стал Мишка жить, не подозревая даже, что есть на свете пахучие теплые муравейники, клюква и мед в высоких дуплистых липах...
Кормили Мишку овсяной кашей, щами, капустой, давали сахар и булки. Мишка ничем не брезговал. Усевшись, как обычно сидят на комодах плюшевые медведи, он держал булку передними лапами и старательно выковыривал зерна изюма. Иногда Петрович приносил арбуз. Мишка, как футболист, катал его по полу, с треском загонял между ножками стульев, потом прогрызал в кожуре дырку и начинал пиршество.
Больше всех потешали медвежьи проделки Галку, дочку охотника. Она не останавливала его, а когда слишком уж он расходился, применяла ей одной известное средство. Мишка неизвестно почему панически боялся бумажного шороха. Галка брала газету, и Мишка тут же скрывался за свою загородку.
Однако укрощать малыша с каждой неделей становилось труднее. Одним прыжком одолевал медвежонок загородку из стульев, вскакивал на скамейку, однажды забрался даже на шкаф. Особый интерес проявил Мишка к подушке. Он распорол ее и долго искал что-то в перьях. В тот же день на Мишку надели ошейник и посадили на цепь во дворе.
Это был совсем другой мир, и Мишка сразу оценил его преимущества. Во-первых, бочка. Бочка даже и без воды — прекрасная для забав штука. Но в бочке была вода. Мишка сначала запустил в теплую воду лапу, потом нырнул. За этой процедурой с любопытством
Мальве, однако, недолго пришлось сидеть наверху. Мишка подошел к дереву и ловко, будто всегда только этим и занимался, полез на рябину. Но воевать Мишка не собирался. На рябине пучками висели оранжевые ягоды...
Рябина стала любимым местом Мишки. К зиме он так чисто собрал урожай, что только на самой верхушке остались редкие ягодки. Стайка свиристелей, каждый год прилетавшая на рябину из леса, на этот раз долго не задержалась — порхнула искать другую столовую.
К зиме Мишке выстроили сарайчик с теплой крышей и чистым полом. Но с первыми же морозами он переделал постройку по своему усмотрению: взломал пол и долго, как землекоп, вышвыривал наружу красную глину. Петрович принес во двор охапку душистого сена. Мишка тотчас же устроил в подпольной яме постель, улегся, но не уснул, как это сделали бы его лесные родственники. Жена Петровича, Елизавета Григорьевна, каждый день приносила из столовой ведро всякой всячины. Мишка вскакивал с постели и, как поросенок, бежал к корыту.
Соседский парень — студент по воскресеньям надевал старый плащ и начинал с Мишкой бороться. Мишка с удовольствием швырял парня в сугроб и протягивал лапу. Если конфетки не было, дочь Петровича Галка (ради которой студент и устраивал эти баталии) давала Мишке пососать палец. Все смеялись и ласково трепали Мишкин загривок.
Вечерами свет из окон стлался по снегу, тонким лучом проникал в Мишкино подземелье. Петрович по вечерам набивал патроны или возился с удочками. Елизавета Григорьевна сидела с вышивкой. Иногда она помогала мужу отмерять порох и дробь из холщового мешочка. У лампы с книжкой сидела Галка. Мишка засыпал, когда гасла Галкина лампа.
Однажды окна горели особенно долго. В полночь дверь отворилась. Несколько охотников раздетыми вышли во двор и, продолжая начатый разговор, осветили фонариком Мишкино логово.
— О-о!... Матерый...
— Ну, Михайло, хватит даром харчи изводить. Пора начинать службу, — сказал Петрович и, как всегда, пощекотал Мишку.
Служба началась в воскресенье. У палисадника остановилась машина. Петрович наклонно положил две доски и подтолкнул Мишку в кузов.
В этот же час с разных концов Москвы и Подмосковья в поездах и автобусах на маленькую лесную станцию спешили охотники. У каждого на поводке повизгивала собака.
На поляне между двух березок натянули крепкую проволоку. Петрович надел на нее кольцо Мишкиной цепи и вместе с сухоньким старичком в непомерно больших подшитых валенках стал разматывать катушку с пестрыми, пахнувшими краской флажками.
Повалявшись в сугробе, Мишка почистил когти о кору толстого дуба, резво пробежался вдоль проволоки. Возле кустов орешника остановился, прислушался и ковырнул лапой снег...
Между тем поляна приняла праздничный вид. Яркими пятнами трепетали флажки над сугробами. На краю пестрого круга курили и вполголоса переговаривались охотники. Обнюхивали друг друга и скалили зубы собаки.