Дороги Рагнара Ворона

Ледащёв Александр

— Молодец! — одобрил его Харальд, — это достойный поступок. А то, что юная Эйла порвала только тетиву, считай, что тебе крупно повезло. Могла бы порвать и задницу! — И братья снова грохнули общим хохотом.

— Хюльдра привязалась ко мне и помогла мне пройти лесом почти до горда Хрольфа.

— А зачем тебе было идти к Хрольфу?

— Он покушался на мою жизнь, он убил, я уверен, древнего старика, которого я послал к нему в бреду, и я считал, что даже недоделанная работа, вкупе со всем остальным, стоит денег. Я проник в горд Хрольфа, связал его и заставил показать тайник. Денег я взял две трети из тех, что получил бы, если бы убил короля.

— Ты один смог убить одного ярла, дважды покуситься

на короля, и отнять деньги у другого ярла?! Ты сильный викинг, Рагнар Ворон! — серьезно сказал Харальд, и братья согласно загудели, кивая.

— Там меня догнал… Мой враг. Я упал в водопад, меня спас нёкк Хаки, по просьбе моего Дворового. Потом нас нашла хюльдра и вылечила меня. За мной теперь гонятся люди короля, возможно, что люди Хрольфа, горные тролли, и только боги знают, кто еще. Сейчас я иду в Свею. Если у тебя есть еще вопросы, Харальд, сын Канута, спрашивай. Я отвечу.

— Да меня больше интересовал ты сам, сказать по чести. Остальное мы более-менее знали. Ты достойный человек, Рагнар Ворон, ты нам понравился. Спрашивай теперь ты.

— Как так получилось, Харальд, что вы снова оказались в мире живых? — спросил Ворон, подумав.

— Тут все просто. В день Рагнаради мы первые примем удар на себя, поэтому часть времени мы проводим тут, на земле, а часть — в Валгалле, ибо час Рагнаради неведом никому. Еще иногда вмешиваемся в интересные дела. Иногда Один велит нам вмешаться. Мы не против, это разнообразит жизнь… Даже после смерти. Сейчас в Норвегии особенно интересно, потому нам позволено некоторое время походить здесь. Но богов сейчас очень интересуешь ты, Рагнар Ворон. Ты — одна из причин, по которой мы здесь. Все остальные тебе знать не обязательно. Выходит так, что на всех землях фьордов, ты последний настоящий хевдинг. Ты можешь быть кормчим, Рагнар Ворон? — неожиданно, вопросом, закончил свою речь Харальд.

— Не везде, конечно, не во всех водах. Но могу. А что? — спросил Ворон, решив обдумать остальную речь Харальда на досуге. Слишком было много всего, что требовало не мимолетного раздумья.

— Мы сейчас идем в Данию, Ворон. Пошли с нами? Получишь добычу, а мы получим кормчего. А то вечно один из нас по жребию пропускает бой, так как держит кормило. Пройдемся вдоль берега Дании? — весело спросил его Харальд.

— В Данию?! — глаза Ворона хищно сузились, а рот искривила нехорошая ухмылка.

— Идешь? — понял его Харальд.

— Не могу. У меня всего десять дней, чтобы успеть попасть в Свею и найти там своих, если они живы, — помрачнел, опомнившись, Ворон.

— Не волнуйся, через десять дней ты будешь в Свее, мы все обещаем тебе это. А в Дании мы просто давно не были, посмотрим, чего стоят нынешние даны как бойцы. Да и тебе, мне кажется, хочется в Данию, Ворон?

— Очень, — признался Ворон, — напоследок очень было бы недурно туда зайти. У данов огромный долг передо мной, который они никогда не выплатят. Я иду с вами, сыновья Канута, спасибо за приглашение! — Дворовый только тяжело вздохнул.

В том, что сыновья Канута собирались убивать таких же данов, как они сами, не было ничего удивительного, в те времена такое было в порядке вещей. А Ворон вообще не воспринимал берсерков, как данов — для него они были просто давно умершими героями без рода и племени.

— Добро, викинг. Идем вместе, — кивнул Харальд и крикнул, обращаясь к тому, кто стоял у кормила: «Уступи место, Оттар! У нас теперь есть кормчий».

Пока Ворон пробирался к кормилу, сыновья Канута одобрительно похлопывали его по плечам, благодарили за помощь, просто дружелюбно улыбались, и Ворону снова стало хорошо. Он был в море. Он снова вышел в море, пожалуй, с самым бешеным хирдом, что когда-то ходил в Северных морях. Приняв кормило от Оттара, Рагнар поймал себя на том, что широко, искренне улыбается.

Как улыбался он очень и очень редко. Сыновья Канута посмотрели на него, и он громко сказал: «Хорошо!» И все, включая его, снова засмеялись. Ворон подумал, что это также и самый веселый хирд из тех, что ему доводилось встречать. Наверное, потому, что этим людям не было нужды ломать себе голову, как встретить завтрашний день. Их вчерашним, сегодняшним и завтрашним была война, как она есть, без прикрас, без цели стяжать, но с целью побеждать, радоваться каждому мигу ее, жить полной, настоящей жизнью, и этим они с ним были схожи.

Ветер подул ему в щеку, и он крикнул: «Ставьте парус! Ветер тоже хочет в Данию и нам по пути!» Он смутился на миг, кормчему не пристало сорить словами, он не скальд, но дети Канута, смеясь, споро поставили мачту, ветер надул их сине-белый парус, и маленький их драккар молнией помчался вперед.

Все было хорошо. Слишком хорошо после всех последних дней. Боги снова благоволили к нему. Драккар превосходно слушался кормила, ветер благоприятствовал, туман ушел, словно и не был. Небо начинало темнеть, но сыновья Канута и не подумали останавливаться. Звезды роем осыпали небосвод, и тонкий месяц, качаясь, плыл по облакам, как их драккар по морю. Привычнее звуки, привычные запахи драккара пьянили Ворона, он умело вел драккар, и море пахло, как сама жизнь. Впереди его ждала Дания, а потом, если все будет хорошо — Свея. Ворон понимал, что жизнь часто путает даже самые продуманные планы, а потом не старался забить себе голову всевозможными «если» и «вдруг». Что будет, то будет, от смерти под рум не спрячешься!

Тем временем на скалы Хундейдвика быстро, почти бегом вышел человек в синем плаще. Он видел, как на море сел туман, видел аск Ворона, который скрылся за бортом вынырнувшего из ниоткуда, драккара, видел, как Ворон вскарабкался на борт, и что драккар, поймав ветер, необыкновенно быстро заспешил по волнам.

Человек в синем плаще был в ярости. Он только что, стараясь успеть перехватить Ворона в Хундейдвике, убил двух человек Черного, и их тела еще не успели остыть. Он торопился, как мог, он загонял покупаемых лошадей, чтобы только успеть — и не успел. Ворон, словно насмехаясь, мелькнул перед ним и ушел на чужом драккаре. Как тогда, в Валланде. Как десятки раз до этого.

Бешенство человека в синем плаще было бы сложно передать. Он почувствовал, что просто захлебнется сейчас своей яростью, стиснув зубы и сжав кулаки так, что ногти резали ладонь, он глухо, монотонно рычал, с губ капала пена, колени и плечи его дрожали, а сердце, казалось, вот-вот проломит ребра и скатится в воды фьорда. Наконец, человек овладел собой настолько, чтобы разжать сведенные челюсти, и взвыл так, что облака над фьордом, казалось, подпрыгнули: «Ворон! Все равно я достану тебя!»

Выплеснув мешавшее думать бешенство, человек понял, что путь Рагнара, рано или поздно, ляжет на Свею, его драккар и остатки хирда могли быть только там. В Дании все, что было связано с Вороном, вызывало ненависть и страх, а в Свее вполне могли дать приют беглому викингу. Человек быстро зашагал вниз. Он знал, что теперь делать.

А Дворовый, во время разговора с Харальдом горделиво молчавший, теперь подобрался как только можно ближе к уху Ворона и тихо спросил:

— Мы идем в Данию? И, верно ли я понимаю, с хирдом мертвецов?

— Да, все так, — согласился Ворон. Дворовый только тоненько вздохнул.

Так началось путешествие Рагнара Ворона на драккаре.

Глава двадцать четвертая,

в которой Рагнар Ворон идет в Данию

Ближе к рассвету к Ворону подошел сам Харальд. Ворон, казалось, был готов стоять у кормила еще и еще, но Хрольф положил тяжелую ладонь на кормило и добродушно проворчал: