Дороги вглубь (с иллюстрациями Павлинова П.Я.)

Охотников Вадим Дмитриевич

Тем временем на сцену по маленькой деревянной лестничке взобрался пожилой человек с черной бородкой и горящими, как уголь, глазами.

— Я не согласен с товарищем Крымовым, — громко сказал он. — Инженеры не наборщики. Ни изобретательство, ни технику нельзя сравнивать с искусством. Это две совершенно разные вещи!

— И к технике и к искусству нужно относиться со страстью… — перебил его чей-то голос.

— Это конечно, но!..

На сцену быстро поднимается инженер Цесарский.

— Товарищи! — начинает он. — Все, что сегодня произошло здесь, — это замечательно! Это чудесно! Ну в самом деле!

Когда бы мы с вами собрались поговорить по вопросам, затронутым товарищем Крымовым? Товарищ Крымов прав. Страстное и романтическое горение необходимо для новаторов в технике! Творчество изобретателя в какой-то мере напоминает творчество писателя. То же самое можно сказать о работе конструктора. Вот я вспоминаю такой случай… Как-то раз…

Послышался приглушенный смех.

— Вы думаете, я хочу рассказать о машине «ЦС-37»? — улыбаясь, говорит Цесарский. — Ничего подобного! Впрочем, будет лучше, если я использую в качестве примера смелую техническую идею, с которой недавно познакомился. Обратимся к этой папке с чертежами…

Инженер приближается к Крымову.

— Дайте-ка, дорогой Олег Николаевич, ваши чертежи…

Крымов с явной неохотой протягивает Модесту Никандровичу папку, с которой не расставался ни на минуту во время выступления.

— Вы только взгляните на этот проект! — продолжает Цесарский, разворачивая большой лист синьки. — Разве это не поэзия? Что мы тут видим, товарищи?.. Вот веретенообразное тело машины… Сзади плавники, как у рыбы… Впереди система резцов, с помощью которых машина будет вгрызаться в землю, превращать ее в пыль. А лопасти, с достаточной силой упираясь в землю, будут двигать снаряд в глубь земли… Вот тут, внутри машины, расположатся люди — смелые подземные путешественники, открыватели несметных геологических сокровищ… Ведь это же подземная лодка, которая сможет довольно быстро проникать в толщу земли, преодолевать любые преграды!.. Разве это не романтика, товарищи? Какая смелая мысль! Какой взлет научной фантазии! Взлет, посильный только натурам поэтическим, способным мечтать и увлекать полетом своей мечты других.

И приветливо улыбаясь, Цесарский спустился в зрительный зал.

Со своего места поднялся инженер Трубнин. Судорожно уцепившись за спинку впереди стоящего стула, он смотрел на сцену напряженным и нервным взглядом.

Воспользовавшись наступившей тишиной, Катушкин снова решил взять слово.

— Как видите, товарищи… по моей вине товарищ Крымов оказался совсем не поэтом… — начал было он, сильно волнуясь. Но ему не дали договорить.

— Неверррр-рр-нооо-оо! Непррр-рр-авильно-ооо! — пронесся по залу многоголосый крик.

Возвратившись из института, вахтер Панферыч застал у себя дома учеников местного ремесленного училища — гостей внука Петьки.

Кряхтя, Панферыч уселся за стол возле горячего самовара.

— Ну и дела… — протянул он, покачав головой. — Только что был на одном ответственном заседании.

— Что, дедушка, за дела? — хитро улыбаясь, спросил Петька, черноволосый, озорной мальчишка. Он знал по опыту, что предстоит интересный и, возможно, смешной рассказ.

— Да вот, заседание было в клубе, ну и меня пригласили… Приходи, говорят, Панферыч, вопрос очень ответственный будет разбираться… И действительно. Разбирали заявление одного молодого инженера, недавно

прибывшего к нам на работу. Почему, заявил он, не стараетесь выдумывать новых, необыкновенных машин? В чем дело! Душевного интереса у вас к этому нет, что ли? Я вот тоже хотел попросить слова и рассказать насчет своего предложения… Чего вы хихикаете?..

Панферыч строго посмотрел на внука, поперхнувшегося чаем, и продолжал строгим, не допускающим возражений голосом.

— Чего вы смеетесь? Строят в нашем институте разные машины для бурения земли? Строят! А что это за машины? По-моему, самые обыкновенные, известные науке… Сколько раз я говорил директору: почему бы не построить нам машину, которая бы сверлила землю километров на десять? Интересно проверить, что там находится! А он в ответ: «Подожди, Панферыч, предложение твое используем несколько позже». А вот инженер этот хочет под землей ездить на лодке…

— На лодке?

— Ну да, на подземной! Садятся в нее люди, закупориваются, нажимают педаль и начинают себе понемногу опускаться… А вокруг разные породы драгоценные… Все видно…

— Да как же они их увидят?

— Вот чудак! А специальные стекла зачем? Через окошечки…

— Раздавит их земля…

— Вот какое у тебя неверие! Все будет по научному рассчитано… Комар носа не подточит… А ты говоришь — раздавит…

— И что же, будут строить такую машину?

— Известное дело, будут! Общественность требует!

— Во машина, ребята! — засуетился Петька, поднимая вверх большой палец.

— Ну еще бы… — подтвердил его товарищ, Ваня Савельев, худенький мальчик со смышленым лицом. — Если бы нам в такой машине отправиться путешествовать под землю! А? — добавил он через некоторое время.

Наступило молчание. Тихо пел самовар, слышалось бульканье чая, который ребята пили из блюдечек.

— Такую машину надо сделать обязательно… — проговорил, наконец, Петька. — Дедушка, — продолжал он лукаво, — в следующий раз, когда тебя пригласят на заседание, внеси предложение… Пусть строят сначала маленькую машину, для пробы: вот такую хотя бы… — и Петька растопырил руки, показывая объем будущей модели.

— Вот чудак какой! — опять рассердился Панферыч. — Известное дело, сразу большую строить не будут…

— Так за чем же остановка?

— Говорят, институт перегружен! Понятно тебе?

— У нас в ремесленном можно сделать, — пробасил один из мальчиков.

— Молокососы вы еще! — вспылил Панферыч. — Вон попросил Петьку сделать ключ к замку от сарая, так он до сих пор его делает.

Обиженные ремесленники загудели.

— Мы микрометры уже изготовляем, дедушка: инструмент, имеющий точность в одну сотую миллиметра! А вы упрекаете нас каким-то ключом, — важно заявил Ваня Савельев.

— Подумаешь! Микрометры… — продолжал ворчать Панферыч, поднимаясь из-за стола. — Подземная машина — это вам не микрометр…

Глава девятая

На следующий день Крымов проснулся с головной болью. С досадой вспомнил все случившееся вчера. Ему казалось, что он совершил недостойную, мальчишескую выходку.

Было сравнительно рано. День выдался снова хмурый. Солнце, обычно озарявшее его комнату по утрам, еще не появлялось.

Одевшись, Крымов сел за письменный стол.