Дороги. Часть вторая.
Шрифт:
Помимо этого, формировалось новое лервенское правительство. Искали людей, умных, способных руководить и в то же время, желательно, ненавидящих режим Цхарна. Ландзо лично беседовал с каждым кандидатом, а искали их в основном в Штрафных общинах, то есть среди тех, кто не очень-то вписывался раньше в общую картину жизни. И не вписывался именно по причинам политического и духовного характера.
До тех пор, пока не появится нормальное правительство, армия, полиция — уходить с Анзоры нельзя.
Обычно в таких случаях восстанавливалась историческая форма правления. В Лервене
Арнис вдруг вспомнил, как Иль было тяжело в третьей акции на Ярне, тяжело именно от необходимости информационной войны.
Чистое, еще не замутненное ничем сознание — понимает это. Потом и у Ильгет все исказилось — когда много лет посвящаешь какому-то делу, уже не можешь увидеть его со стороны...
А со стороны дело наше выглядит, как ни крути, гнусно.
Арнис сидел на возвышении рядом с раздачей и наблюдал за длинной вереницей девочек-подростков в серых платьях, с мисками в руках. Школьницы получали свои порции разведенного орехового концентрата (никакой лервенской пищи давно уже не было... поля выжжены, все, что на складах, давно поедено. Но снабженцы работали регулярно, да и в городе уже действовали два пищевых синтезатора). Отходили, бережно неся в ладонях миски с нежной бежевой массой. По крайней мере, кормили их теперь досыта...
А так — платья, лица... лица, пожалуй, еще больше осунулись, еще темнее неизбывная печаль на них. Война. Что мы подарили этим детям — войну, ничего больше.
Я не маленький, понимаю все очень хорошо. Мы, как правило, не врем, наш ход в информационной войне — правда. Наш козырь и наше оружие. Гнусно оттого, что правду эту приходится вдалбливать, внушать... так, будто это ложь.
Но почему, почему мы не можем просто оставить их в покое и уйти? Ну, помочь материально — и удалиться? Нет, мы будем формировать правительство... послушное нам. Готовое с нами сотрудничать. Мы будем менять их привычки, их образ жизни.
Но ведь мы этого не должны делать! Мало ли, что нам не нравится... Общественное воспитание детей — но если это их собственный выбор? Так выбрала их нация, вправе ли мы вмешиваться? Под влиянием сагона или нет — это еще вопрос. Цхарн не давил на них, у него и эммендаров не было. Цхарн предоставлял им возможность выбора, и все они выбрали его.
Нет, хорошо, что мы избавили их от сагона. Пример вот уже восьми погибших миров показывает, что рано или поздно сагонская инвазия завершается уничтожением населения и всей цивилизации.
Но беда в том, что Цхарн не умер, он лишь отброшен. Через несколько лет он обретет способность к общению с миром людей — пусть в качестве невидимого духа. Он необыкновенно силен, в этом качестве он полвека
Это все понятно. Непонятно только, почему все так гнусно...
Арнис вздохнул.
— Я пойду, — сказал он школьной директрисе, Патари (указ о фамилиях и отмене личных номеров еще только готовился). Та с готовностью кивнула головой.
— Пойдемте, гир Арнис, я провожу вас.
Арнис открыл дверь, чуть потеснив очередь за обедом. Увидев пятнистый рисунок бикра, девочка, оказавшаяся рядом, молча и проворно отскочила в сторону. Арнис повернулся, отыскивая ее взглядом. Девочка стояла неподалеку и смотрела на квиринца, словно испуганный зверек, черные глаза поблескивали.
Арнис открыл было рот, но потом покачал головой и пошел дальше.
Они боятся нас. Так и будет впредь. Мы это заслужили.
Ильгет не сводила глаз с пустого пространства, отделенного ксиоровой стеной и рядом автоматических постов от зала ожидания. Двое ско потихоньку фланировали взад и вперед вдоль карантинной зоны, скучая, поглядывая на встречающих сквозь ксиор.
Ильгет знала уже все, и уже проплакала всю ночь. Но сегодня возвращается Арнис. Так рассудил Господь — он выжил, он возвращается. Как долго в этот раз... Ильгет уже не помнила его, хоть и смотрела каждый день на портрет — лицо помнила, а вот запах, прикосновение рук, движения... Ничего, все придет снова.
— Давай я возьму Дару, — Белла забрала у нее малышку. Арли уже пролезла к стене и впечатала носик в ксиор, высматривая папу.
Сегодня очень тихо. Необычно тихо. Никто из встречающих не разговаривает, все молча смотрят в черное отверстие коридора, откуда должны появиться... Встречающих много — армейцы тоже возвращаются домой.
И вот возникло движение в черном коридоре, и 505й отряд ДС появился первым.
Это было как удар — и захотелось закричать, но Ильгет только сжала губы. Как их мало! Всего шесть человек.
И как они изменились... Господи, как же их мало осталось. Так не должно быть, не должно! Спустя секунду Ильгет узнала Арниса. Не сразу. Он стал другим, кажется... или просто она отвыкла?
— Беги, — сказала за спиной Белла. Ильгет бросилась вперед. Вот Арнис прошел КПП, и шагнул в зал. Прохладная, чуть скользкая на ощупь поверхность бикра... Руки — все-таки знакомые, родные. Прежние. Губы. Радость моя... Ильгет плакала. Арнис вытер ей слезы ладонью.
— Все хорошо, Иль... все хорошо.
Поднял на руки Арли, расцеловал. Ноки подпрыгнула, виляя хвостом, пытаясь лизнуть в лицо забытую хозяйку. Она металась между Ильгет, детьми и Беллой, радостно приветствуя всех.
Ноки поняла, что кошмары кончились, что снова наступают счастливые дни — с длинными прогулками и купанием, с вкусной едой и спокойным сном в своей корзинке, дома.
— Где Лайна и Анри? — спросил Арнис. Ильгет сказала.
— Они в школе. Я не стала брать их сюда... сегодня... ты понимаешь.