Дороги
Шрифт:
– Ну и что теперь?
– Теперь намного лучше.
– Я не то сказал. Куда теперь?
– Завтракать.
– Пойдем.
По пути в столовую Сережка взял меня за руку, но почти сразу же отшатнулся.
– Испугался чего-то?
– спросил я у него.
– Вик, ты какой-то чересчур взрослый. Я не могу поверить.
– Не можешь - не верь, но это, к сожалению так.
– К сожалению?
– А к чему же еще.
– Ты наверно забыл, как мы хотели побыстрее стать взрослыми.
– Этого все хотят в свое время, или почти все. Но, в конце концов, все взрослеют, детства же не дано вернуть ни одному человеку. Так что не
– Вик, а сколько же тебе сейчас лет?
– Двадцать два стандартных, биологических.
– Двадцать два?
– А что тут такого удивительно, я тоже был в анабиозе.
– А выглядишь ты…
– Ну и как я выгляжу? Как тот старик из твоего сна?
Сережка кивнул, но потом только рассмеялся и снова взял меня за руку. Ладонь у него была горячая.
После завтрака, а время уже и действительно приближалось к утру, я показал Сережке корабль. Точнее говоря: что и где здесь расположено. Мы нигде подолгу не задерживались, разве что в рубке, где по моей просьбе на экране показался Рэй, и они с Сережкой несколько минут потратили на изучение друг друга. Собственно говоря, Рэю это было уже ни к чему, но он изображал собой человека, как мог тщательно. Потом они довольно мило поболтали о каких-то пустяках. Я же в это время сидел в командирском кресле и боролся с желанием немедленно выйти из свернутого пространства. Желание то затухало от страха увидеть мертвую планету, то снова нарастало. Но еще сильней я боялся оказаться на планете, по каждому уголку которой прошли вакцы, неся за собой свой порядок. Но наконец-то Сережка закончил болтать с Рэем, подошел ко мне и, толкнув рукой в бок, сказал:
– Пойдем туда, к тебе, и ты все дорасскажешь.
– Ну что же, пойдем, но всего рассказать тебе я не смогу.
В каюте Сережка сразу же избавился от куртки и ботинок и с ногами (от меня перенял эту привычку) забрался в кресло. Я же лег на кровать, но продолжать рассказ не торопился.
– Вить, ты выглядишь так, будто тебя сперва прибили, а потом, не спросив разрешения воскресили.
Я только усмехнулся:
– Это и было почти что так. Слушай, что было дальше.
Я рассказал ему про начавшуюся на планете ядерную войну, про мою высадку сюда, про пустыню Черных Камней и ее загадку, про свой визит на местный космодром и встречу ядерными ракетами, про мое знакомство с латянами, про Ива Альись, генерала, Ога Веньись, про спасение отрезанных от планеты космонавтов. Про смерть Ива, мой визит в Гэзд, встречу с вакцами. Про Рива я рассказывал долго, про Рива и все то, что было связано с его присутствием на "Игле". Рассказал про освобождение Алька, про Яса и его тайну. Про Нисли и Нока и нашу поездку в Тальгир.
Пока я рассказывал, Сережка перебрался из кресла на кровать и устроился у меня под боком. Рассказывая о поездке в Тальгир, я заметил, что он меня уже не слушает, а только мирно посапывает. И я этому даже слегка обрадовался - не придется рассказывать о Ваке, а потом я смогу отделаться парой слов.
Будить Сережку я не стал, тем более что у меня самого голова стала тяжелой. Наверно с полчаса я лежал, глядя на Сережку, а потом и сам уснул. И мне приснился один из тех многочисленных, связанных с Ваком кошмаров, самой кошмарной частью которых было то, что я снова в Ваке.
На этот раз я снова увидел Визгливого, который все монотонно бубнил своим противным
– Вик! Что с тобой!? Вик!
Я с трудом возвращаю себя к реальности и корчу у себя на лице какое-то подобие улыбки, вероятно выглядящей со стороны как оскал.
– Ничего, Сережка, это у меня просто страшный сон.
– Ничего себе сон, - Сережка понемногу тоже приходил в себя, - одеяло почти что в клочья пустил, меня чуть не придавил.
– Это все от того, что я снова все вспомнил о шести годах на Ваке. Это страшно, Сереж, даже очень страшно. Наверно намного легче просто умереть или сойти с ума. И, пожалуйста, ничего не расспрашивай об этом, этого лучше вообще не знать.
– Вик, по-моему тебе нужно обратиться к врачам.
– Я это знаю, но вот только где здесь взять врачей, один только Рэй за всех. Сереж, нажми, пожалуйста, вон ту голубую клавишу на терминале.
Сережка тут же подскочил к столу и почти что ударил по этой клавише. На экране тут же появился Рэй:
– Вызывали, командир?
– Да, похоже что у меня все начинается снова. Будь трижды проклят этот самый Вак.
– Я уже знаю.
– Ну и что предложишь?
– А что ты хочешь.
– Ты говорил про тот вариант для меня.
– Я говорил и про риск.
– А где его нет, риска то… Просто я так больше не могу. Ну а в самом крайнем случае останется Сережка, и вы сможете все начать с самого начала.
– Что начать?
– это спросил Сережка, - И куда ты собрался?
– Помолчи пока, Сергей. А ты, Рэй, давай выкладывай все.
– Хорошо. Слушай. Единственный способ подавить в тебе синдром Вака - это снова сделать тебя пятнадцатилетним и одновременно обострить всю довакскую память.
– Рэй, это же просто невозможно.
– Командир, разве бы я стал предлагать тебе сделать невозможное? У меня было время все это просчитать и промоделировать. И я говорю, что смогу сделать такое с тобой. Но после неудачи с оживлением Сергея, я определяю твой шанс как один из двух… В какой то степени я экспериментировал на себе - поэтому я сейчас такой вот "Мальчишка".
– Будь мой шанс еще более маленьким, я бы все равно согласился. Итак, что нужно подготовить и когда начнем.
– Особо ничего готовить нет необходимости. Можно использовать тот контейнер-"Бочку", которую сделал для тебя Рив шестьдесят лет назад, нужно только немного дооснастить его и установить на место в операционной. Начать же вполне возможно уже через пару дней.
– Так и решим.
– Ясно, командир, - сказал Рэй и отключился.
– Вик, о каком риске вы говорили?
– Сережка сделался крайне взволнованным.
– В случае неудачи меня просто больше не будет.
– Это как понимать, значит я останусь один? Нет, я не согласен.
– Сережа, пойми, если все оставить как есть, я или сойду с ума, или стану полностью бесполезным человеком… По-моему, лучше быть одному, чем в компании сумасшедшего… Ну а если все будет хорошо, а я почему-то верю, что все будет хорошо, тогда я наконец-то снова стану самим собой, таким, какого ты меня знал.
– Но ты же сам говорил, что в детство обратной дороги нет.