Дорогой чести
Шрифт:
— Я бы хотел, — начал Саша и запнулся. Краска стыда залила его лицо, но старшина был занят трубкой и, не замечая ничего, ждал ответа. — Дорогой чести, — словно выдавил, наконец, из себя Саша.
— Так! Правильный ответ. Хорошо говоришь. Но иногда у некоторых слабых людей слова расходятся с делом. Такой человек хитрит, лукавит, как лиса, вертит хвостом: говорит одно, а делает другое. Что это за люди? Фальшивые люди, плохие, совсем плохие люди. С такими людьми нам не по пути. Как думаешь, Александр?
— Не по пути, — как эхо повторил
— Но в жизни бывают ошибки и у хорошего человека. Такой человек найдет в себе мужество признаться в ошибках. Он не обманет друзей и товарищей. Он осудит свой проступок и исправит его трудом, делом. Быть правдивым по всем, уметь сказать в глаза друзьям о своих недостатках и ошибках, открыто, смело бороться с ними, устранять их — вот закон настоящего советского человека. Подумай об этом, Александр.
Старшина поднялся и ушел на катер.
Долго сидел Саша у борта пристыженный, глотая невольные слезы. Очнулся он только тогда, когда услышал знакомый шум моторов. С грустью смотрел он на уходящий вдаль маленький корабль. Вот катер рванулся и, разбросав по сторонам длинные белые усы буруна, помчался к мысу. «Мой старшина прибавил обороты мотора. Эх!» — подумал Саша и вздохнул. Он постоял еще немного, задумавшись, и решительно направился к командиру.
Неделю Саша ходил сам не свой. Командир объявил ему выговор за подделку отметки и, как узнал Саша, приказал писарю задержать приказ о присвоении воспитаннику Савину воинского звания.
«И все это наделала проклятая двойка», — думал Саша и, вспомнив о проступке, краснел до самых ушей.
Шло время. Приближались экзамены. Саша старался учиться как можно лучше. Двойку по русскому языку он честно исправил на пятерку. Учитель хвалил его и обещал сообщить об этом командиру.
В тот день, когда Саша сдал последний экзамен, на корабле его ждала большая радость.
Вечером на пловучей базе, перед строем моряков, был зачитан приказ командира: «За отличные успехи в учении и примерную дисциплину воспитаннику отряда торпедных катеров Савину Александру присваиваю звание „гвардии юнга“ и объявляю благодарность. Ранее наложенное взыскание снимаю, ввиду честного и открытого признания гвардии юнги Савина в совершенном проступке».
У Саши от радости перехватило дыхание.
— Служу Советскому Союзу! — прерывистым, но звонким голосом ответил он.
Тут же, перед строем, офицер вручил гвардии юнге Савину гвардейские ленты и погончики.
Через несколько дней вернулся с маневренной базы торпедный катер лейтенанта Загребного. Весь в шрамах, с разбитой рубкой, с пробоиной в борту, катер шел, сильно накренившись, но моторы его, как всегда, гудели ровно и сильно. Саша бросился к причалу. Первым вышел на берег командир. Прихрамывая, он опирался на плечо боцмана. За ним вынесли тело убитого в бою моториста Ивана Дробного. Наконец, появился на палубе старшина Абдулла Ахметов. Ступив на трап, он покачнулся. Несколько
Почти месяц лежал в госпитале Ахметов. Саша часто навещал его. За это время они о многом переговорили. Саша рассказал, как он подделал отметку в дневнике, как доложил об этом командиру.
— Молодец, — сказал Абдулла.
Саша, счастливый и гордый, восхищенно смотрел на бледное лицо своего старшины.
Ахметов спросил о ходе ремонта катера.
— Скоро будет готов. Отремонтировали, как новенький стал. Гвардии лейтенант разрешил мне участвовать в ремонте вместо старшего матроса Дробного.
— Да, погиб Ваня. Вместе с ним воевали с первого дня войны. Герой! Моторы знал, как свои пять пальцев. Нет друга… — Старшина тяжело задышал и смял руками одеяло.
— Ему орден посмертно дали, — тихо сказал Саша.
— Орден? — Ахметов помолчал и тихо проговорил: — Бессмертие — вот награда тому, кто смертью храбрых умирает за Родину! У подвига нет старости, у подвига не бывает смерти. Жив Иван Дробный!.. Ты, Саша, должен заменить его. Будь достойным светлой памяти настоящего батыра.
Саша поднялся с табуретки и, вытянувшись, по-морскому коротко ответил: «Есть!»
Вскоре катер вступил в строй. Вернулся на корабль и Абдулла. Саша был назначен вместо Ивана Дробного в подчинение Ахметова. Старшина одобрительно поглядывал на молодого моториста. Он с радостью отмечал, что его труды не пропали даром: у юнги была настоящая морская хватка — упрямая, твердая. Он, как равный, делил с экипажем тяжелый матросский труд, не жаловался на усталость, стойко переносил трудности.
Однажды рано утром звено торпедных катеров срочно вышло в море на боевое задание. Нужно было прорваться к вражескому берегу и атаковать фашистский конвой. Море штормило. Маленькие, легкие катера бросало на волнах. Саша нес вахту у левого мотора. Тесный отсек был наполнен приторными испарениями бензина и гулом моторов. От непрерывных толчков, шума и духоты кружилась голова. В отсек спустился старшина.
— Иди, Саша, на верхнюю палубу, глотни свежего воздуха, — крикнул он.
— Я ничего. Я могу продолжать вахту, — ответил юнга, поборов усилием воли подступившую слабость.
— Гвардии юнга Савин, идите на палубу, — приказал старшина, и Саша нехотя полез наверх. Высунувшись из люка, он услышал, как боцман докладывал командиру, что на горизонте обнаружен конвой из семи вражеских кораблей. «Наконец-то, будет фашистам баня», — подумал Саша и вернулся в отсек.
Старшина прибавил обороты до самого полного. «Торпедная атака!» — с радостью отметил Саша. Моторы заревели натруженным басом. Вскоре Саша почувствовал, как вздрогнул катер и повалился влево. «Торпеды пошли», — угадал он. Послышалось два взрыва. В люк заглянул боцман и показал два пальца. Это означало, что два фашистских корабля нашли свою могилу на дне моря.