Дорогой длинною
Шрифт:
Варька молча гладила его по голове. Из-за стены доносилось невнятное бормотание разговоров, чья-то гитара, сбиваясь, наигрывала "венгерку", слышался мягкий перестук каблучков. "Жги, девочка! Жги!" - подбадривали плясунью, но уже как-то вяло: свадебный день подошёл к концу. На полу кухни голубел лунный свет, изрезанный тенями ветвей. Где-то на улице, в кустах сирени, пощёлкивал соловей.
– Устал я что-то, Варька. Надоело всё до чёртовой матери… Настька замуж не хочет, в Крым ехать надо, Висконти уже всю голову
Он бы с этой золотой ротой и разговаривать не стал! Рявкнул бы, как унтер, – и строем в Крым поехали бы, не пикнули! А на меня потом будут орать, что я их детей голодом уморить хочу…
– Никто и рта не откроет. Сам знаешь. Ты - хоревод от бога, у цыган дела в гору идут, все довольны…
– Да знаю, знаю… Говорю - устал. Вот плюнуть бы на это всё и уехать, как раньше, к вам в табор! Помнишь?
– Митро поднял голову, улыбнулся.
– Ох, как ты мне "Долю" пела! В гробу не забуду!
– Табор далеко, - усмехнулась и Варька.
– А "Долю" я тебе когда хочешь спеть могу.
– Спой сейчас, - попросил Митро.
Варька вздохнула, отошла к окну, и лунный свет упал на её лицо. Низкий красивый голос зазвучал чуть слышно:
– Ах ты, доля мири, доля горька, рознесчастно, дэвлалэ… Ай, на всём свете я, ромалэ, без родни…
Митро закрыл глаза, прислонился спиной к стене. Губы его чуть заметно шевелились, повторяя слова песни. Варька пела вполголоса, не глядя на него, опершись рукой о подоконник, и лишь один раз, не обрывая мелодии, украдкой вытерла слезу в уголке глаза. Но Митро не заметил этого.
– Ах, хорошо, господи… - вздохнул он, когда Варька умолкла.
– Целой жизни стоит! Ну, что бы тебе в хоре остаться, а? Всё за братцем по степям гоняешься, а братец…
– Оставь, Дмитрий Трофимыч.
– Ну, ладно, ладно, не буду…
Снова наступила тишина. Звуки "венгерки" за стеной смолкли. Месяц ушёл из окна, и в кухне стало совсем темно.
– Пойдём к цыганам, Дмитрий Трофимыч, - сказала, отходя от окна, Варька.
– А то какая-нибудь сорока сюда нос сунет да нас с тобой увидит. Ещё люди подумают чего…
– Это про нас с тобой-то?!
– Митро до того развеселило это предположение, что он долго хохотал, блестя зубами и вытирая глаза. Глядя на него, улыбалась и Варька. Ещё одна слеза выбежала ей на щеку, но в темноте смахнуть её было совсем нетрудно.
– Вот что ещё, девочка, спросить хотел.
– Митро, вдруг вспомнив о чём-то, перестал смеяться.
– Ты в Питере не была? Не знаешь, как там Кузьма наш?
Второй год ни слуху ни духу.
– Не была, - задумчиво сказала Варька.
– Ты же вроде сам собирался ехать.
–
– Митро встал. Вместе с Варькой, негромко разговаривая, они вышли из тёмной кухни.
Гришка поднялся наверх уже в третьем часу ночи. Молодых давно проводили на постель, гости разъехались, от усталости кружилась голова, и Гришка надеялся, что жена уже спит. Но из-под двери выбивалась полоска света, и он, берясь за ручку, поморщился: и устаток её, проклятую, не берёт…
– Чего свечи зря палишь?
– спросил он, входя.
– Ночь-полночь, весь дом спит.
Анютка, сидящая у зеркала, обернулась. Она уже разделась перед сном, оставшись в длинной кружевной рубашке, и расчёсывала косу. Светло-русые пушистые волосы длинными прядями спадали ниже талии, свет свечи падал на тонкое лицо Анютки, делал темнее светлые серые глаза. "Красавица какая, - равнодушно подумал Гришка.
– Правильно гаджэ с ума сходят. Хоть бы её на содержание кто-нибудь позвал, что ли…"
– Как руки?
– спросила она.
– Сможешь завтра мне играть?
– Не беспокойся.
– Гришка сел на край постели.
Анютка, продолжая расчёсывать волосы и глядя в зеркало, спросила:
– А сердечко как?
– Ты о чём?
– не понял он.
– Как о чём? Об Иринке.
– Короткое молчание.- Ты за неё-то хоть не боишься?
Гришка встал. Подойдя к жене, взял её за плечи, приподняв, дёрнул на себя:
– Ну-ка, повтори, что сказала!
– Повторю, только ты не хватайся.
– Анютка со злостью вырвалась, кинула беглый взгляд на обнажившиеся плечи.
– Не дай бог, пятна останутся, дурак!
У меня ведь платье открытое!
– Что ты про Иринку говорила?
– Тебе, Гришенька, лучше надо за собой следить, - посоветовала она, возвращаясь к зеркалу.
– Сегодня, когда на неё муж замахнулся, я думала, ты его глазами дотла спалишь. А если я вижу, значит, и цыгане твои видят.
Смотри, доиграетесь.
Гришка снова сел на кровать. Глядя в стену, сквозь зубы сказал:
– Знаешь же, что не было ничего.
– Откуда мне знать?
– пожала плечами Анютка.
– Я вам свечи не держала.
– Слушай, ну тебе-то что с того?
– Гришка лёг на постель, закинул руки за голову.
– Отвязалась бы ты от меня, в самом деле… Что тебе нужно? В хоре ты теперь королева, и без мужа не пропадёшь. Купец Медянников за тебя десять тысяч хоть завтра на стол положит. Соглашалась бы, а? Барыней будешь, выезд заведёшь… Если по-умному себя повести - он тебе и дом купит, бывали же случаи. Может, у тебя раньше ко мне было что-то - так ведь выгорело давно. Даже детей не рожаешь.
– Не я не рожаю, а ты не делаешь.