Дорогой друг Декстер
Шрифт:
Сестра посмотрела на меня, но это был не тот взгляд, который обещал ленч в обозримом будущем.
— Поэтому я и захотела стать копом, — произнесла она.
— Из-за фруктового салата?
— Из-за того, что произошло там, — ответила Дебора и снова уставилась в ветровое стекло. — Я хочу прихватить того… того, кто смог поступить так с человеческим существом. Я желаю этого так сильно, что даже ощущаю вкус.
— Может, это вкус сандвича, Дебора? Поскольку…
Она с силой ударила ладонями по рулевому колесу, потом еще раз:
— Будь оно проклято! Будь все проклято!
Я вздохнул. Ясно, что страдалец Декстер
На следующее утро, едва я успел угнездиться в своем крошечном загончике, как зазвонил телефон.
— Капитан Мэттьюз хочет видеть у себя всех, кто был там вчера, — объявила Дебора.
— Доброе утро, сестренка. Хорошо, большое спасибо.
— Немедленно, — добавила она и бросила трубку.
Полицейский мир состоит из рутины, как официальной, так и неофициальной. Это одна из причин, почему мне нравится моя работа. Всегда известно, что происходит, и приходится запоминать меньше человеческих реакций, чтобы воспроизвести их в подходящее время. В результате меня труднее застать врасплох и толкнуть на реакцию, которая могла бы поставить под сомнение правомерность моего членства в расе людей.
Насколько мне известно, капитан Мэттьюз никогда не вызывал к себе «всех, кто там был», даже в тех случаях, когда дело получало широкое общественное звучание. Он лично управлялся с прессой и с теми, кто стоял выше его по служебной лестнице, оставляя детективов и экспертов заниматься своим делом. Такова его политика, и я не видел ни единой причины, в силу которой следовало нарушать протокол. Даже имея на руках столь необычное дело. Капитан действовал в какой-то спешке, и ему едва хватило времени, чтобы одобрить текст пресс-релиза.
Но «немедленно» по-прежнему означало немедленно, и я зарысил по коридору в направлении кабинета капитана. Гвен — одна из самых четких и организованных женщин, когда-либо обитавших на земле, — восседала за своим рабочим столом. Она отличалась такой серьезностью и прямолинейностью, что я никогда не мог устоять перед искушением слегка поддразнить ее.
— Гвендолин, чудесное видение ослепительной красоты! Давай оставим это место и полетим вместе в мою полную крови лабораторию, — сказал я, переступив через порог.
Она кивнула в сторону расположенной в дальнем конце приемной двери и с каменным выражением лица произнесла:
— Они все в конференц-зале.
— Неужели это означает отказ? — не унимался я.
Гвен наклонила голову вправо.
— Вон та дверь. Они ждут.
Да, они действительно ждали. Во главе стола сидел капитан Мэттьюз со стаканчиком кофе в руках и с кислой миной. Вокруг стола расселись Дебора и Доукс, Винс Мацуока, Камилла Фигг и четыре копа — те, что в момент нашего прибытия натягивали ленту по периметру дома ужасов. Мэттьюз кивнул
— Это — все?
— Все, кроме медиков из «скорой», — ответил Доукс, перестав на время пожирать меня взглядом.
— Это не наша проблема, — покачал головой капитан. — Кто-нибудь поговорит с ними позже. — Он откашлялся и посмотрел вниз, словно там находился текст невидимого другим сценария. — Итак… — произнес Мэттьюз и снова прочистил горло, — произошедшее вчера… мм… событие на… мм… Четвертой улице получило отклик на высочайшем уровне. — Он поднял глаза, и я подумал, что это известие, видимо, произвело на него сильное впечатление. — На самом высоком, — добавил капитан. — Из этого следует, что вы обязаны держать при себе все, что видели, слышали или предположили в связи с данным событием и адресом, где оно имело место. Никаких комментариев, как публичных, так и приватных. — Мэттьюз взглянул на Доукса, тот ответил ему кивком, и капитан продолжил: — Следовательно…
Он вдруг умолк, осознав, что никакого «следовательно» для нас у него не имеется. Капитану повезло: в этот момент открылась дверь, что и спасло его репутацию хорошего оратора. Мы все, как по команде, повернули головы.
Проем двери заполнял здоровенный мужчина в прекрасном костюме. Галстука у него не было, а три верхние пуговицы рубашки оставались расстегнутыми. На левой руке поблескивал перстень с бриллиантом. Вьющиеся волосы уложены в художественном беспорядке. По виду ему можно было дать лет сорок, и время не пощадило его нос. Правое надбровье и бровь мужчины пересекал шрам, а второй шрам тянулся вниз по скуле. Но эти шрамы казались не столько уродством, сколько своего рода наградой и украшением. Он с радостной улыбкой обвел нас взглядом пустых голубых глаз, продолжая торчать на пороге, выдержал театральную паузу, а затем, обратив взор в торец стола, спросил:
— Капитан Мэттьюз?
Наш капитан имел достаточно внушительные размеры и даже сумел сохранить мужественный вид, но по сравнению с человеком в дверях он казался не только крошечным, но и женственным. Как мне показалось, капитан это почувствовал. Однако он по-мужски выпятил подбородок и с достоинством ответил:
— Да. Это так.
Здоровяк подошел к Мэттьюзу и протянул руку:
— Счастлив познакомиться, капитан. Я — Кайл Чатски. Мы говорили по телефону.
Тряся капитану руку, он осмотрел сидящих за столом, и его взгляд, прежде чем снова обратиться на капитана, задержался на Деборе. Но уже через мгновение Чатски резко повернул голову и посмотрел на Доукса. Ни один из них ничего не сказал, не мигнул, не протянул визитную карточку, но я не сомневался, что они друг друга знают. Ничем этого не выдав, Доукс уставился в стол, а Чатски вновь обратил свое внимание на капитана.
— У вас прекрасное управление, капитан Мэттьюз. О вас, парни, я слышал только превосходные отзывы.
— Благодарю вас… мистер Чатски. Не желаете присесть?
— Спасибо, с удовольствием, — ответил Чатски, сопроводив свои слова широченной, чарующей улыбкой. Он занял свободное место рядом с Деборой. Она на него не взглянула, но я, сидя напротив, увидел, как краска, начав подниматься от шеи, залила всю ее мрачную физиономию.
И в этот момент я услышал, как тонкий голос в глубине мозга Декстера, откашлявшись, поинтересовался: «Простите на минуту, но что, черт побери, здесь происходит?»