Дорогой Джон

Спаркс Николас

Ужин прошел тише обычного. У меня не было сил начинать разговор, даже отец это заметил. Я сидел за столом, а он готовил, но вместо того чтобы сосредоточиться на процессе, папа то и дело поглядывал на меня с немым вопросом. Я изумился, когда отец погасил горелку и подошел ко мне.

Он положил руку мне на спину, ничего не сказав. Однако ничего и не требовалось: я видел — отец понимает, как мне тяжело. Он стоял неподвижно, словно стараясь впитать мою боль и забрать ее себе в надежде сделать своей.

* * *

Утром папа отвез меня в аэропорт, проводил до самого выхода на летное

поле и постоял рядом, пока не объявили посадку. На прощание отец протянул руку, но я не удержался и крепко обнял его. Папа весь напрягся, но мне было все равно.

— Пап, я тебя люблю.

— Я тебя тоже люблю, Джон.

— Найди хороших монет, ладно? — добавил я. — Я хочу о них послушать.

Папа потупился.

— Мне нравится Саванна, — сказал он. — Хорошая девушка.

Это прозвучало неожиданно, но оказалось именно тем, что я хотел услышать.

Поднявшись на борт и усевшись в кресло, я положил письмо Саванны на колени. Мне хотелось открыть конверт немедленно, но я подождал, пока самолет оторвался от земли. Из окна я видел береговую линию и сперва отыскал пирс, а потом бунгало. Наверное, Саванна еще спала, но мне хотелось верить, что она сейчас стоит на песке и провожает взглядом самолет.

Справившись с собой, я открыл конверт. Внутри оказалась фотография Саванны (я тут же пожалел, что не оставил ей свою). Я долго смотрел на дорогое мне лицо, затем отложил снимок, глубоко вздохнул и начал читать:

Дорогой Джон!

Мне так много хочется тебе сказать, но не знаю, с чего начать. Может, с того, что я люблю тебя? Или что дни, проведенные с тобой, были самыми счастливыми в моей жизни? Или что за время нашего недолгого знакомства я поверила, что нам суждено быть вместе? Все это правда, но сейчас, перечитав написанное, я в состоянии думать лишь о том, что хочу быть с тобой, держать тебя за руку, ловить твою вечно ускользающую улыбку.

Я буду думать о тебе каждый день. Я немного боюсь, что придет время, когда твои чувства ко мне ослабеют, и ты забудешь о том, что нас объединило, поэтому вот что придумала. Где бы ты ни был и что бы ни делал в первую ночь полнолуния — помнишь вечер нашего знакомства? — я хочу, чтобы ты посмотрел на луну в ночном небе и вспомнил обо мне и семи днях, которые мы прожили вместе. Где бы я ни находилась, в эту ночь я тоже буду смотреть на луну. Раз уж мы не можем быть вместе, давай по крайней мере разделим это, и, может быть, тогда наше чувство будет длиться вечно.

Я люблю тебя, Джон Тайри, и собираюсь поймать тебя на слове, которое ты мне дал. Если ты вернешься, я выйду за тебя замуж. Если ты нарушишь свое обещание, ты разобьешь мне сердце.

С любовью, Саванна.

Сквозь слезы, застилавшие глаза, я видел лишь плотный слой облаков за окном, не зная, где мы находимся. И мне отчаянно хотелось одного — полететь назад, в родные края, туда, где мой дом и где меня ждут.

ЧАСТЬ II

Глава 12

Несколько часов спустя, в свою первую одинокую ночь в Германии, я перечитывал письмо Саванны, желая оживить в памяти последнюю неделю. Это оказалось легко — воспоминания уже начинали преследовать меня и порой казались

реальнее, чем гарнизонная обстановка. Я чувствовал маленькую ручку Саванны в своей, видел, как она выжимает волосы. Я рассмеялся вслух, вспомнив свое удивление, когда Саванна, впервые встав на доску, уверенно доехала на волне до самого берега. Семь дней в ее обществе изменили меня настолько, что это заметили даже парни из нашего отделения. Битых две недели Тони немилосердно прохаживался на мой счет, искренне уверовав, что именно его убежденность в важности общения с женским полом сыграла свою роль. Я сглупил, рассказав ему о Саванне, и с тех пор Тони по пять раз на дню требовал подробностей. Стоило мне приняться за книгу, как он садился напротив с идиотски широкой улыбкой.

— Расскажи мне еще раз о своем безумном отпускном романе, — требовал он.

Я не отрывал глаз от страницы, подчеркнуто игнорируя другана.

— Саванна ее зовут, да? Са-ван-на. Черт, мне нравится это имя. Такое… Такое… А, изысканное! Но держу пари, она просто тигрица в юбке!

— Заткнись, а?

— Ты со мной не это! Разве не я воспитывал тебя, как мать родная? Не выгонял тебя пинками на вечеринки? Наконец ты послушался, и теперь время возвращать долги. Я жду подробностей.

— Это не твое дело.

— Но вы хоть пили текилу? Я говорил тебе, это с любой сработает!

Я молчал. Тони воздел руки:

— Хорош тянуть, уж столько-то ты можешь рассказать старому другу!

— Я не хочу об этом говорить.

— Потому что влюблен? Ты что-то такое рассказывал, но я начинаю думать, что ты все выдумал.

— Правильно, выдумал, теперь отвяжешься? Покачав головой, Тони поднялся со стула.

— Да ты просто сохнешь по ней, приятель.

Я ничего не ответил, но про себя не мог не согласиться. Я пропал, влюбился в Саванну по самую маковку и был готов на все, лишь бы быть с ней. Я подал рапорт о переводе в Штаты. Командир нашей части, известный своим практическим подходом к делу, отнесся к моей просьбе серьезно. На вопрос о причине я ответил, что у меня одинокий пожилой отец. Офицер откинулся на спинку стула и без обиняков сказал:

— Шансы невелики, если у твоего отца нет проблем со здоровьем.

Выходя от начальства, я не пытался скрыть разочарование от того, что мне ничего не светит минимум шестнадцать месяцев. В следующее полнолуние я вышел из казармы и побрел на травянистую лужайку, где мы часто играли в соккер. Там я лег на спину и уставился на луну, вспоминая каждую минуту нашей недели и тихо кипя от сознания, что я сейчас так далеко.

С самого начала звонки и письма стали регулярными. Мы обменивались и и-мейлами, но вскоре я понял, что Саванна предпочитает настоящие письма и ждет от меня того же самого. «Конечно, это не так оперативно, как и-мейл, но за это я письма и люблю, — писала она. — Мне нравится неожиданность, когда находишь письмо в почтовом ящике, и будоражащее предвкушение новостей, когда открываешь конверт. Мне нравится, что я могу взять письмо с собой и прочесть на природе, чтобы лицо овевал легкий бриз, а строки письма вдруг начинали звучать. Мне нравится представлять, как ты выглядел, когда писал мне, — твою одежду, обстановку, то, как ты держал ручку. Наверное, это наивно и неточно, но я представляю, что ты сидишь в палатке за импровизированным столом и пишешь при свете масляной лампы, а снаружи завывает ветер. Это несравненно более романтично, чем читать и-мейл с монитора бездушной машины, которую используешь для загрузки музыки или поисков доклада».