Дорогой притворщик

Берд Николь

И когда две недели назад в саду графини Шрусбери он загнал Психею в колючие кусты остролиста, ей пришлось прибегнуть к крайним мерам.

– Пожалуйста, кузина, – просил Перси, ловя руку Психеи. – Ты же знаешь мои чувства…

– А ты знаешь мои чувства, Перси. Мы сто раз говорили об этом. Я не могу выйти за тебя замуж. Я не люблю тебя, – твердо заявила Психея, пряча руку за спину.

Только брачный обет отделял Перси от огромного состояния Психеи, и он становился невероятно настойчивым.

– Да ладно, кузина, я понимаю

твою девичью нерешительность, так и положено, но тебе пора выслушать мои признания. Ты превращаешься в старую деву. Тебе двадцать пять, и это… твой седьмой сезон? Лучше прими мое предложение: это может оказаться твоим последним шансом.

– Перси, я еще не на смертном одре. И я не жеманничаю!

– Конечно, жеманничаешь, – возразил он. – Ты всегда соблюдала приличия, не то что твоя мать, которая…

Очевидно, он заметил, как гневно вспыхнули ее глаза, и торопливо заговорил:

– То есть я глубоко уважаю твою мать, но разъезжать по окрестностям и навязывать свои странные идеи порядочным женщинам…

– Перси, ты говорил обо мне, – напомнила ему Психея и тотчас же пожалела об этом, ибо он снова протянул к ней руку. Она хотела отойти в сторону, отступая от колючего куста, острые листья которого цеплялись за ее шелковое платье, но натолкнулась на край каменной скамьи. От боли у нее подогнулись колени, и она опустилась на скамью. Перси этим воспользовался.

– Правильно, я говорил о нас. Дорогая, дорогая Психея, ты должна позволить мне выразить мою неугасающую любовь. – К ее ужасу, он опустился на колени на мокрую траву, крепко сжимая ее руку.

– Сейчас же встань, Перси! О нас станут судачить. К тому же ты испортишь свои лучшие панталоны.

При мысли об испорченной одежде он поморщился, но с колен не поднялся.

– Мне все равно, что будут говорить, – с наглым видом заявил он. – Я хочу, чтобы все знали о моих чувствах.

В обществе уже болтали, что ее жадный дядюшка не позволит ей выйти замуж за кого-либо другого. Что же ей сделать, чтобы получить хоть какую-то независимость, не связывая свою жизнь с этим рохлей? Казалось, выбора не было. Кто посмеет подойти к ней, когда Перси сторожит ее, как собака кость? И все же…

Брак с Перси освободит ее от опеки, убеждала она себя, стараясь найти силы согласиться. Если ей повезет, его вожделение после свадьбы быстро угаснет, не встретив ответа с ее стороны. И тогда она сможет позаботиться о Цирцее. Однако…

После свадьбы муж будет по закону распоряжаться ее доходами. А Перси такой же скряга, как и его отец. Нет, брак с кузеном не выход из положения, сказала она себе с облегчением, ибо при мысли о Перси, прижимающемся к ее телу, у нее по коже пробегали мурашки. Она снова попыталась высвободить свою руку.

– Перси, я не могу выйти за тебя замуж!

– Это почему? – Он наклонился к ней, вытягивая губы. Боже, он хочет ее поцеловать!

– Потому что я уже помолвлена! –

отрезала Психея и замолчала, пораженная не меньше своего кузена, который выпучил глаза и стал похож на испуганную жабу. Он отпустил ее руку и поднялся на ноги.

– Что ты говоришь, помолвлена? С кем? Я тебе не верю!

– С маркизом Кар… Тар… с маркизом Таррингтоном, – в отчаянии заявила она. – Я познакомилась с ним в Европе, когда прошлым летом ездила туда с тетей Софи и сестрой.

– Ты говорила, что ездила, чтобы показать Цирцее знаменитые музеи, – возразил с негодованием Перси, выражение обиды на его лице было почти комичным.

– Мы в них и ходили, – ответила она. – Он большой любитель искусства, этот маркиз.

– Француз? Ты хочешь выйти замуж за проклятого француза? – Ее кузен никак не мог переварить свалившуюся на него новость. – Это невозможно, отец никогда этого не допустит.

– Он, конечно же, англичанин, только живет в Европе, – пояснила Психея, пытаясь сообразить, как сделать эту историю более правдоподобной. – А когда дядя Уилфред познакомится с маркизом, я уверена, он увидит, что это подходящий для меня жених.

– Никогда! Я поговорю с отцом, – угрожающим тоном сказал Перси. – Он запретит тебе!

И Перси ушел, оставив Психею размышлять. На следующее утро она послала записку мистеру Уоткинсу, поверенному их семьи. Он принял ее в своем кабинете с темными деревянными панелями, налил чай в тонкие фарфоровые чашки и сказал:

– Моя дорогая Психея, вы знаете, что я не могу освободить вас от опеки, как бы вам этого ни хотелось. Ваш отец только хотел защитить вас…

– Защитить меня? Не знаю, чего он хотел, но он отдал меня прямо в потные руки Перси, – возразила Психея. Они десятки раз обсуждали это и копались в сложном языке документов. – Нет, по-моему, я нашла лазейку!

Он протянул ей чашку и тарелочку с ломтиками лимона.

– Что вы хотите сказать? – осторожно поинтересовался поверенный.

– Найдите шестую страницу, – попросила Психея, – где говорится, что я получу половину наследства после помолвки.

– Ах да. – Мистер Уоткинс отыскал нужную страницу. – Ваш отец желал, чтобы у вас было достаточно средств на покупку свадебного платья и подготовку свадебной церемонии, поскольку знал скупость своего брата, то есть склонность Уилфреда к экономии…

– Так, а теперь возьмите восьмую страницу. Дядя имеет право помешать нежелательному браку, но здесь не говорится, что он имеет право запретить помолвку!

Этот гениальный по своей простоте план пришел ей в голову накануне ночью, когда она, ворочаясь, не могла уснуть, обеспокоенная все возрастающей наглостью Перси.

Поверенный надел очки и перечитал тяжеловесные фразы документа.

– Возможно, вы вправе это и так истолковать, но…

– Мне не надо ничего истолковывать, тут так написано! – Психея в волнении сжала руки.