Дорогой Солнца. Книга третья
Шрифт:
Я заглянул во вторую кабину. Два кресла-ложемента стояли очень плотно, впритирку. Хорошо хоть моим соседом будет поджарый Пуля… двоих меня сюда упаковать было бы очень сложно…
— Тесновато, — сказал Пуля. — А катапультироваться так не опасно в случае чего?
— Система катапультирования капсульная. Если что случиться — спасаться будете вдвоём, — подмигнул Рубин, после чего добавил: — Завтра на инструктаже всё расскажут.
После первого знакомства с машиной, мы пошли обратно в офицерскую общагу. Под этим громким названием понимался узкий отсек с четырьмя комнатками
Рубин вырывался ним не чаще, чем раз в две-три недели. Это при том, что полётов было раз-два и обчёлся: один перегоночный из Раменского, второй кругосветный, разведывательный виток для получения информации по Африке. Очень уж ценным специалистом он считался, что сильно сказывалось на свободе передвижения. Информация о полётах проходила под грифом «Особой важности», но нам всё равно выдали её на утреннем инструктаже. Вообще об информационном голоде не было и речи: нас пичкали информацией по максимуму. Правда, у этого была и обратная сторона в виде страховки от плена…
Поглядев на быт Рубина, я окончательно избавился от скрытого комплекса по отношению к нему. Того плана, что, вроде как, он более ценный и стоит выше меня в иерархии. Ну его нафиг такую ценность! Понимаю теперь, почему он с такой охотой вызвался на авантюру в Подмосковье. И хватило же силы воли на то, чтобы пройти нашу спецподготовку… нет, он молодец, конечно. Но его жизни я совершенно не завидую.
А потом я поглядел на выражение его лица, когда он смотрел на ложемент в своей кабине. Неужели это вот настолько кайфовое ощущение? То, что он испытывает, пилотируя это чудо техники? Может он здесь, на этой базе, испытает больше счастья, чем я когда-либо?
Сложно это всё.
— Слушай, а это правда так кайфово? — Пуля будто подслушал свои мысли.
Рубин серьёзно поглядел на него. После чего ответил серьёзно:
— Правда.
— А ты не боишься, что… ну, вроде как подсядешь на всё это? Адреналин и прочие гормоны — они ведь как наркотик. Я когда-то тусовался с экстремалами, по молодости — и понял, что, если не завяжу — рано или поздно словлю свою скалу. До того, как состарюсь.
— И что? — заинтересованно спросил Рубин.
— Что — что? — не понял Пуля.
— Ну, ты предпочёл состариться? А смысл?
— Ну сейчас-то вообще какой смысл нам говорить о старости? — Пуля хихикнул. — Но если серьёзно — то у меня были планы. Для каждого этапа жизни. Я хотел нагуляться — напрыгаться в молодости. Потом построить что-нибудь своё в зрелости. Может, бизнес какой, а может и карьеру. А в старости учить уму внуков, рассказывать про свои подвиги, ну и путешествовать, конечно…
Рубин задумался, нахмурив брови.
— Странно… как же тебя занесло на такую службу?
— Да по глупости… — вздохнул Пуля. — Упрямый я. Плюс житейской
— Ладно, Ребят, — вздохнул Рубин, с явным сожалением спускаясь по трапу. — Завтра большой день, надо выспаться.
— Пожалуй, — согласился Пуля, после чего потянулся и зевнул.
Утро началось с медосмотра. Проверяли всё: давление, температуру, показатели крови экспресс-анализом, визуальный осмотр, кардиограмма. Только убедившись, что за ночь мы не подхватили ничего опасного, не сломали себе чего-нибудь не того и не перепились нас пустили на завтрак.
Он тоже был необычным: какая-то киселеобразная горько-кислая ерунда вместо обычного кофе, хлеб с подозрительным химическим привкусом и творожная запеканка.
Пришёл черёд облачения в лётные костюмы. Хотя по мне так это были самые настоящие скафандры, которые, по заверению техника, могли выдержать «полную разгерметизацию кабины в течение не менее часа». А что такое «полная разгерметизация» на орбите, пускай и низкой? Правильно, вакуум.
Но техники упорно продолжали их называть «лётные костюмы».
Для начала мы полностью разделись. Затем настала очередь мочеприёмников. Это такая штуковина с хоботком, которая присасывается… в общем, понятно к чему. Говорят, для космонавтов опционально предусматривались памперсы на время полёта до станции. Отказавшимся приходилось терпеть. А в американских аппаратах, которые летели до МКС значительно дольше, даже был предусмотрен туалет.
Однако нам никакого выбора не полагалось: мочеприёмник был обязательной принадлежностью лётного костюма.
Закрепив «присоску» как положено, я прислонил резервуар к бедру и закрепил его штатной липучкой. Потом выпрямился. В принципе, если не акцентировать внимание на ощущениях — вполне терпимо. По крайней мере, не так плохо, как я думал.
После этого на нас нацепили датчики (грудь пришлось побрить ещё утром). Проконтролировали их работу. И только затем позволили натянуть лёгкие мембранные комбинезоны. За ними последовал противоперегрузочный костюм — такая штуковина, пронизанная гидравлическими трубками. От неё ощутимо пахло свежей резиной. И только после этого мы, наконец, влезли в сам «лётный костюм».
Когда спускались к стартовой шахте, я чувствовал себя помесью медведя и пингвина. Может, летать в этом облачении нормально — но вот ходить по земле так себе… к счастью, в багажном отсеке, в который были переоборудованы отсеки для зарядов, у нас хранилось наше стандартное снаряжение и оружие.
Переход по узкому коридору-кишке, выход к кабине. Неудобство было в том, что ложементы, как и сам летательный аппарат, располагались вертикально. То есть в неудобном костюме нужно было лечь ногами вверх, после чего пристегнуться.
Впрочем, с помощью ассистентов это удалось сделать довольно быстро.
Как-то просто и буднично колпак кабины закрылся. Включилась информационная панель. И начался обратный отсчёт.
Глава 5
Распахнулась крышка шахты. Меня вдавило в кресло-ложемент — перелёт начался. Ноги и частично туловище сдавил противоперегрузочный костюм, не давая слишком большому объёму крови прихлынуть к голове, но в глазах всё равно потемнело.