Дорогой Солнца
Шрифт:
План выглядел достаточно надёжно: Фёдор показал путь через лесной массив и замерзшую речку на второстепенную трассу, которая лежала в стороне от пути, по которому двигалась колонна уголовников. Едва ли им что-то приглянется в той глухой стороне, где даже деревень не было.
— Тут заповедник, — пояснил он. — Я с лесоохраной знаком. Если ребята на месте, найдём даже где обогреться и, возможно, ещё припасов.
— Это дело! — кивнул я. — Ну всё — пора, а то дождёмся сейчас…
— На место выйдем часов через десять, это если без привалов. Так что вы можете
— Это если за вами погоню не пустят, — ответил я.
— Там такие места, где БМП не пройдёт, — возразил Фёдор. — А пешком по лесу они точно не попрутся.
— Надеюсь…
Пришлось взять маму двухлетнего больного малыша. Так просто было безопаснее. Больше ни для кого из родителей места не нашлось, но таких, кто отказался бы от возможности вывезти ребёнка в безопасное место, не было.
Короткое прощание вышло эмоциональным. У меня неприятно сосало под ложечкой, когда я осознал всю глубину свалившейся на меня ответственности.
— Точно хотя бы арбалет не оставишь? — спросил Фёдор, когда мы кое-как разместили всех детишек в салоне.
— Точно, — ответил я. — Если попадёмся — придётся переговоры вести. Стрелять нельзя будет никак…
— Тоже верно, — вздохнул Фёдор. — Ну, удачи вам!
— Спасибо. И вам тоже, — ответил я, после чего захлопнул дверцу.
Детишки в дороге вели себя тихо, даже самые младшие, хоть и теснота была ужасная. Малыш с кашлем напился тёплой воды с разведённой сгущёнкой и теперь тихонько сопел у мамы на руках. Они сидели на переднем сиденье, вместе с ещё двумя ребятами постарше: десяти и одиннадцати лет.
Ехали быстро, и я полностью сосредоточился на дороге: цена малейшей ошибки могла оказаться слишком высокой.
— Вы говорили, у вас жаропонижающее есть? — осторожно спросила женщина где-то через полчаса после того, как мы выехали.
— Есть. Аптечка в бардачке. Сможете достать? Температура растёт, да?
Женщина осторожно потрогала лоб спящего малыша губами.
— Вроде нет… я так, на всякий случай…
— Ничего. Скоро до санчасти доберёмся — покажем врачу.
— У вас даже поликлиника есть? — уважительным тоном поинтересовалась женщина.
— Ну не то, чтобы поликлиника… один врач и один фельдшер.
— Педиатр?
— Нет, к сожалению. Но она толковая, поможет.
— Всё в порядке будет, — вздохнула женщина, — мы вообще часто простужаемся зимой… такое было уже.
— Конечно, — ободряюще улыбнулся я.
— В поезде куда страшнее было… когда непонятно, что вообще происходит.
— Долго стояли?
— Четыре дня… в трёх старых вагонах были титаны, все туда перебрались. Кто-то в коридорах спал, но это лучше, чем на холоде. В лес за ветками ходили, чтобы титаны топить, более-менее тепло было… поначалу спасателей ждали, потом стало понятно, что надо самим выбираться… голод не тётка. Хорошо хоть детишек мало — поезд-то рабочий, не на отдых народ ехал, вестимо… одни мы, дураки, попёрлись… — она глубоко вздохнула и всхлипнула.
— Почему же дураки-то? — спросил я. — Вы откуда
— Челябинск, — ответила она.
— Тогда считайте, что вы спасли своим решением жизнь. Себе и своему ребёнку. Если бы остались в лучшем случае сидеть вам под землёй среди радиоактивного заражения, — сказал я.
— Значит, это правда, да? — выдохнула женщина.
— Про ядерную войну? Правда, — кивнул я. — Только свезло вам. Нас встретили. Теперь всё в порядке будет.
Бросив короткий взгляд направо, я заметил, что в уголках её глаз блеснули слёзы.
— Меня, кстати, Люда зовут, — сказала женщина. — А это — Макс. — Она погладила ребёнка.
— Приятно. Я Дима.
— Взаимно, Дима. Взаимно…
Доехали благополучно. Возле санчасти нас встречал Семён. Детишек разместили в свободных палатах. Люда с Максом сразу отправились на приём к Ольге.
Мне же пришлось метнуться в столовую, чтобы нагрузиться едой на пятнадцать ребятишек и вернуться обратно.
Пока мы кормили малышей и распределяли свободные койки, Оля успела осмотреть малыша, назначить лечение и выдать маме лекарства с указанием режима их приёма.
Мы встретились в коридоре возле смотровой.
— Как он? — спросил я до того, как поехать на совещание к директору.
— Максим? Ничего страшного. Лёгкие чистые. Трахеит на фоне ОРВИ, — ответила она. — Вовремя привезли, если бы дольше пробыл на морозе — скорее всего, были бы осложнения. Вплоть до воспаления лёгких.
— Хорошо, — кивнул я, — это очень хорошо… а этот… супостат?
Оля заметно дёрнулась, будто её толкнули. Потом посмотрела на меня со странной смесью сожаления и удовлетворения.
— Если ты про лётчика, которого вы пытали, то он сбежал, — ответила она.
— Как… сбежал? — растерялся я.
— Вот так. Сломал замок в палате и сбежал. Вещи свои забрал из гардероба. И кое-что из еды прихватил. Директору я уже рассказала.
«Идиот! — мысленно костерил я себя, — осёл безмозглый! Почему вооружённую охрану не оставил? Решил, что этот хмырь зимы испугается?!»
— Я детей забирала, — сказала Оля с вызовом. — И, по правде говоря, не могу его винить за побег. А я его сторожить не подписывалась.
— Ясно, — кивнул я, продолжая ругать себя и пытаясь сообразить, как организовать поиски с нашими ограниченными ресурсами.
— Ну ясно, значит, ясно, — она скрестила руки на груди.
— Куда ушёл? Следы остались? — спросил я.
— Почём знаю? — она пожала плечами, — вроде не видела…
— Камеры не смотрели?
— Камеры? — она округлила глаза.
— Да, записи, — кивнул я. — Тут же электричество не отключалось. Пойду, поищу Семёна, надо посмотреть…
Оля посмотрела под потолок. В коридоре камеры было две — на противоположных концах. А ещё они были в палатах и в гардеробной. Я их сразу приметил, но тогда это значения не имело: обычное дело для медицинских учреждений. Тем более оснащённых по всем правилам. Камер не было только в смотровых и процедурных — там, где мы проводили допрос.