Дорогой, я стала ведьмой в эту пятницу!

Холина Арина

Лиза ела и омаров, и авокадо, и паюсную икру, и шампанское пила, но ловила себя на том, что за этим образцовым столом чувствовала себя, как бедная родственница из Крыжополя на свадьбе столичной родни — второй раз за вечер. Все было так… элегантно и, главное, не только внешне элегантно, но и внутренне. Федор оказался до того изысканным, что Лиза до того смутилась, что вторую бутылку вина начала пить в одиночку.

После ужина Федор отвел ее в гостиную, растопил камин и усадил на кожаный диван. Себе налил виски, Лизе — шампанского, они закурили, и Лиза подумала, что заняться сексом на тигровой шкуре было бы так пошло, что прямо заманчиво.

Она отпила глоток, отставила бокал и посмотрела на Федора, который все понял, потянулся

к ней и опрокинул ее на диван. Пламя уютно и романтично отблескивало, в голове шумело вино, Федор, как обычно, оказался таким теплым и отзывчивым, что все дурацкие мысли улетучились, и Лиза уже не смотрела на себя как бы со стороны — вот сидит изящная девушка с изысканным мужчиной на шкуре дикого зверя… Они соскользнули с дивана на шкуру, она закинула руки за голову, а он схватил ее за запястья и крепко сжал — с ним Лиза это очень полюбила. Если раньше она была уверена, что в сексе мужчинам нельзя давать волю — все сделают по-своему, не подумают, не учтут, — то Федору ей очень хотелось подчиняться, хотелось, чтобы, как в книжках, он ею «овладел», хотелось быть «источником наслаждения» и чтобы «мужчина сверху». Лиза выгибала спину, стонала и задыхалась от ощущений — она покорялась, когда он делал все медленно, доходила до грани, когда он вдруг превращался в секс-машину, и думала лишь о том, что хочет вот так провести всю жизнь, чтобы вся жизнь — секс с ним, без перерыва, не есть и не пить, не спать, отдать все, только бы это не прекращалось…

Глава 4

Маша проснулась в хорошем настроении.

В последнее время такое с ней случалось редко — она все чаще и глубже чувствовала одиночество, ей казалось, что она бежит, бежит, бежит к какой-то прекрасной цели, подбегает и оказывается на краю пропасти… И можно либо назад, либо в пропасть, либо сидеть на краю и оплакивать свою глупую жизнь. Бездействие, движение — все одинаково бессмысленно.

Даже подруги, познакомившись с какими-то хлыщами, отвернулись от нее. Дружба ничего не значит, хоть и не хотелось в это верить. Любовь не бывает на всю жизнь — ее заменяют привычка, обязательства, совместное имущество… Ради чего жить? Ради чего стараться? Чтобы потом, в старости, как все, умереть и чтобы твое имя забыли, а твои близкие вспоминали о тебе, только перебирая старые фотографии?

Но сегодня Маша была на удивление жизнерадостной. Синее апрельское небо, приветливое солнышко, ароматный кофе — все это радовало и придавало сил.

Вечером их радиостанция устраивала грандиозный сабантуй в честь семилетия — у Маши были новое платье, новые туфли и даже новая сумочка, но главное, что все это ей хотелось надеть и произвести впечатление на окружающих.

Маша села на диван с чашкой кофе в руках и с большим удовольствием оглядела квартиру. Она сама, без всякой помощи со стороны купила эти восемьдесят метров в Куркино! Пусть девочки говорят, что Куркино — край света. Зато она живет в отличном новом кондоминиуме, с огромным чистым подъездом, в котором сидит на страже суровый консьерж, и у них есть подземная стоянка, и клумбы, и лес, и река, и прудик с форелью, и все соседи чистенькие, благополучные, за собачками ходят с пакетами и веничками, и хамства никакого, и в лифте никто не пишет фломастером…

Всю жизнь Маша жила на Петровском бульваре в старинном доме. В парадном вечно пахло крысами и марихуаной, по ночам на лестнице спали бомжи, по вечерам толпились подростки, лифт никогда не работал, потому что был слишком старый, а электричество вечно гасло. Воду грели страшные колонки, которые иногда взрывались, проводка во многих квартирах была внешняя, а лампочка на их этаже никогда не горела — все грешили на семью Трофимовых, известных пьяниц, скандалистов и попрошаек. Мама умудрилась очень вовремя продать квартиру, купила землю на Новой Риге и построила милый домик — небольшой, но уютный и красивый. У нее появились отличные соседи, которые огородили участки общим забором, поставили

охрану и открыли неподалеку супермаркет. С одним из соседей — пожилым вдовцом — мама начала встречаться, и Маша не переставала удивляться, с какой легкостью ее собственная мать в пятьдесят пять лет флиртует с мужчинами и верит, что жизнь только начинается.

В свои тридцать Маша не была в этом уверена. Ей всегда хотелось заниматься чем-то полезным, значительным — например, возглавлять службу новостей информационного канала, рассказывать людям правду, беспристрастно обсуждать события, вступать в бурные теледебаты… А вместо этого она получила экономическое образование и зарабатывала деньги для радиостанции, название которой ей даже стыдно было произнести в приличном обществе. Приличным обществом Маша считала группу людей, которые читают не меньше трех книг в месяц, разбираются в театре, никогда не смотрят молодежные ужастики и время от времени покупают картины современных художников.

Но даже несмотря на то, что приличных людей было не так много, а работа не удовлетворяла высоким Машиным запросам, она гордилась собой. После того как умер отец и они вдруг стали бедными, Маша клялась, и божилась, и обещала себе ни от кого никогда не зависеть. Бедность была унизительной — им все сочувствовали, мама не желала идти работать — она вообще не могла понять, как это — работать!.. Помогали иногда родственники, а все друзья отца, коллеги-актеры вдруг куда-то пропали. Маша ходила к «Макдоналдсу» на Тверском бульваре и смотрела, как люди едят гамбургеры, и завидовала, и мечтала об огромном сочном бутерброде. А дома были манка, овсянка и сервизы Кузнецова, и картины Серова и Кончаловского… Потом мама вышла за кого-то замуж и стало легче, а затем развелась, и опять стало тяжело — тогда-то Маша и предпочла экономику журналистике.

Маша обвела свое царство глазами: терраса за прозрачной голубой шторой, сорок метров кухня-гостиная, просторный коридор, настоящий паркет, а не какой-нибудь ламинат, удобная и стильная мебель, шикарная аппаратура… За окном — деревья, тишина и благополучие.

Маша улыбнулась, потянулась и пошла в ванную.

* * *

Вечером она едва успела в парикмахерскую на укладку. Ворвалась в салон, разбросала вещи и всю дорогу умоляла мастера не делать ей начес. Начес он ей все-таки сделал, но вышло красиво. Маша расслабилась, надышавшись теплого и ароматного парикмахерского воздуха, вдоволь налюбовалась на новое платье из шифона и пришла к неожиданному выводу, что жизнь — отличная штука.

День рождения радиостанции справляли в загородном клубе. Пригласили группу «Виагра». Знаменитости, миллионеры и сотрудники радио стояли спина к спине — было так тесно, что Маша впала в ступор: как пробраться из одного конца зала в другой? Пока она извинялась, здоровалась, улыбалась и протискивалась бочком, в зале возникло некоторое оживление — говорили, что приехала «Виагра». Толпа взволновалась, Машу неожиданно унесло в сторону и притерло к мужику в легком бежевом пиджаке, ярко-голубой рубашке навыпуск, бледно-кофейной вязаной жилетке и белых брюках. Он был так стильно, удобно и дорого одет, что Маша даже не сразу обратила внимание на его неземную красоту. А когда обратила, обрадовалась, что сзади ее подпирает чья-то обширная спина. О таком мужчине даже мечтать невозможно!

— Можно угостить вас коктейлем? — неожиданно спросил он.

— Можно, но, боюсь, нам придется отсюда уехать, — усмехнулась Маша. — Пока мы до них доберемся, все выпьют.

— А я совершенно не боюсь отсюда уехать, — заявил тот. — К тому же можно далеко не бегать — здесь рядом есть отличный ресторан.

— Э-ээ… — опешила Маша, которая в какую-то секунду решила, что неожиданное знакомство входит в систему розыгрышей, предусмотренных развлекательной программой.

Конечно, никакие розыгрыши никакой программой предусмотрены не были, но чтобы такой невероятный мужчина, и не успела она войти, и именно ее…