Дороже жизни
Шрифт:
— Я вовсе не трушу! — обиженно произнесла девушка. — Едемте!
Оболенский тут же увлек Наташу за собою, и вот уже они на легких саночках летели с горы вниз.
В первый раз Наташа сильно испугалась, однако, придя в себя, девушка потребовала повторить развлечение. К третьему разу она так вошла во вкус, что ей пришлось напоминать о том, что и тут следует соблюдать правила. На просьбу прокатиться в самый последний раз отказом отвечено не было, и молодые люди снова с ветерком слетели с горы.
Веселые и разгоряченные,
— Вот чай и сбитень, — рассказывал Оболенский спутнице. — Блины и пироги всяческих видов… Не желаете? — Смеясь, он протянул ей только что купленную сласть.
— Желаю! — На морозе есть хотелось очень сильно. — А это что за диковина? — Наташа ткнула пальцем в направлении веселого балагана.
— Сие есть почтеннейший Петрушка с приятелями своими — скоморохами.
— Что за диво! — воскликнула она. — Идемте же!
Девушка ринулась в гущу толпы, и молодому человеку ничего не оставалось, как последовать за ней.
— И все же, Тадеуш, ты не должен был сюда приезжать, — сказал Эйленгоф.
Оба молодых человека прогуливались в толпе, собравшейся у ледяных гор. Они были одеты очень просто, почти по-мещански, и лица их были скрыты широкополыми шляпами.
— Я не мог, брат! Не мог там оставаться, — отвечал Эйленгофу спутник. — Они говорили о тебе такое, что я слушать был не в силах. Тебя обвиняли в измене!
— Смешно пруссака обвинять в измене прусскому королю.
— Они говорят, что русские деньги могут многое. И известно, что ради денег многие поступались своей честью! — ответил Тадеуш.
— Да, — спокойно возразил Эйленгоф, — но только не я. А теперь ты должен возвращаться в Варшаву и убедить всех в моей преданности, коли там возникли сомнения. Я дам тебе доказательства своей верности, и ты сможешь предъявить их ясновельможному панству.
Эйленгоф усмехнулся. Он ли, или кто другой, или что другое — у шляхты всегда найдется повод для раздора. Трудно иметь дело со вспыльчивыми и гонорливыми ясновельможными, однако ради интересов Пруссии это было необходимо.
Барон посмотрел на своего спутника. Эти два молодых человека, барон фон Эйленгоф и пан Тадеуш Сангушко, были сводными братьями. Тадеуш Сангушко был старшим, а барон Петер фон Эйленгоф — младшим. Однако по поведению и характеру все было совсем наоборот. Основательный и спокойный Петер всегда руководил вспыльчивым и неустойчивым Тадеушем.
Происхождение братьев, такое их различие и положение имело свою особую историю. Некогда панна Тереза Масальская, дочь графа Масальского, отпрыск старинного и знатного семейства, вышла замуж за графа Сангушко и родила ему наследника. Но брак этот был недолгим, и графиня Тереза Сангушко овдовела, едва достигнув девятнадцати лет.
Отец
Весьма искусный в интригах, старик преуспел в своем намерении укрепиться при Берлинском дворе Фридриха Великого. Более того, там он просватал свою дочь Терезу за барона фон Эйленгофа — человека богатого и знатного. Сей союз был особенно желателен отцовской гордости и спеси в большей степени потому, что жених был пруссаком. В этом браке и родился Петер.
Разница между братьями составляла 4 года, срок немалый, особенно в детстве. Однако верховодил всегда Петер. Он был спокоен и сдержан, как и его отец, но в нем была та внутренняя сила и властность, что усмиряла вспыльчивый братнин характер. А Тадеуш был вспыльчив, настоящий поляк и сын своего отца.
Умирая, дед их, граф Масальский, завещал Тадеушу все польские свои владения, а также Тадеуш получил поместья родного отца. Петер наследовал барону и оба брата, таким образом, были богаты и независимы. Объединяло же их безусловное влияние младшего брата и то стремление к Пруссии, что демонстрировал старый граф, а от него перенял и Тадеуш.
Итак, братья встретились, обсудили свои дела и гуляли теперь близ ледяных гор.
— Смотри-ка, какая красавица! — воскликнул неожиданно Тадеуш.
— Где? — спокойствие никогда не изменяло Эйленгофу.
— Да вот. — И Тадеуш указал на Наташу, смеявшуюся в ответ на что-то, сказанное Оболенским.
— А-а, — протянул Эйленгоф. — Я знаю ее.
— Ты? — поразился Тадеуш. Но откуда? Такая красивая девушка… Возможно ли меня ей представить?
— Изволь, — улыбнулся брат, — но с условием.
— Все, что угодно!
— Хорошо. Я поймал тебя на слове. Я тебя представлю ей, но завтра же ты уедешь из Петербурга.
— Все, что угодно! — пообещал Тадеуш.
Удивленная Наташа увидела, как к ней приближается былой попутчик Эйленгоф.
— Барон! — воскликнула она. — Вот нежданная встреча! Никак не чаяла вас здесь видеть.
Эйленгоф сдержанно поклонился и учтиво ответил на приветствие:
— Весьма польщен, что вы вспомнили меня.
Девушка рассмеялась:
— Ах, не вините меня в забывчивости.
— Князь. — Барон поклонился Оболенскому.
Федор сдержанно ответил на поклон:
— Сударь…
Увидев барона, князь омрачился несказанно. Их дела были давно улажены, и Оболенский полагал, что Эйленгоф покинул столицу. Однако тот, как видно, не поспешил сделать этого.
— Позвольте представить, — тем временем продолжал Эйленгоф, — старший брат мой — пан Тадеуш Сангушко.