Дороже жизни
Шрифт:
— Да. Да, точно! А дядя Слава так как-то сразу потух и ответил, Егоркин. Точно! Лик, ты гений!
— Не, ну и что? Ну, вспомнили…, может, и не Егор вовсе нас ищет, — возразил Костя.
— Понимаешь, Кость. В том сне, дядя Слава намекнул, что хотел скрыть эту вещицу от кого-то близкого. Во всяком случае, мне так показалось.
— Да, кстати, Егор живет с матерью в Питере. Вот и второе доказательство, что я права, — на возможный вопрос, Лика тут же добавила, — Тоже дядя Слава сказал. Что, дескать, сынуля с ним не живет давно,
— Нет, ну допустим, что так. Допустим, что ты права и это Егор, — начал Александр рассуждать вслух.
— Не допустим, а Егор! — уперлась Лика.
— Хорошо, пусть Егор. И чего нам теперь с энтими знаниями прикажешь делать? — съехидничал Костя, — Кстати, мы там и будем тут топтаться, может, в кухню вернемся, там пообсуждаем?
— Не, я — против! — воскликнула Лика, — Возвращаться нельзя! Лучше пошли с нами, прогуляешься.
— Ох, уж эти женщины! Только не говори, что веришь в приметы, — Костя встретился с колючим взглядом подруги.
— Поживешь с мое и в черта лысого поверишь, — возразила Лика, выталкивая Александра за дверь.
— Хорошо, пошли, — усмехнулся Ивашкин, в который раз покидая пределы квартиры за этот сумасшедший день.
Они побродили немного по вечернему городу, обсуждая возможный план действий. Ребята пришли к единому мнению, что не стоит сердить Егора и настраивать против себя. Лучше сразу рассказать, что они забрали его вещь с собой, а потом постараться выпроводить гостя за дверь. Возможно, что Косте в этом поможет Таня или он сам, по ходу ситуации решит, что делать дальше.
— А как я узнаю, что с вами все в порядке? — поинтересовался Константин, когда об основном уже поговорили.
— Мы сами тебе сообщим. Я позвоню, — заверила его Лика.
На вокзале, провожая друзей, он еще раз пообещал беречь себя и семью и обязательно сделать так, как договаривались.
— Костя, помни, что время шуток и бравады прошло. Все серьезно, как никогда. Егор Кружельников не простой человек. Не знаю колдун он или экстрасенс, но чем-то обладает точно, возможно, что и гипнозом. Будь осторожен, — предупредил Шут на прощание и крепко по-мужски обнял Конана.
Если весельчак и балагур ведет беседы серьезнее некуда, значит, для этого имеются веские основания. Лика чмокнула Костю в щеку и долго потом махала ему рукой, пока его одинокая фигура не осталась далеко позади от их спешащего в неизвестность поезда.
Анжелика, поежившись, присела на большой валун. Она смотрела на закат. Вот уже две недели, как они с Александром путешествуют в поиске дрозда и Алексея.
С одной стороны ей хотелось поскорее закончить это путешествие, с другой, она очень боялась еще раз узнать о том, что её любимого больше нет среди живых.
Сашка очень помогал не думать о тревожном,
Так хотелось верить в то, что жив…, но почему, почему он тогда молчит? Не дает о себе знать? Хотя бы весточку, хотя бы крик в тишину. Она бы услышала. Обязательно…
— Красиво, правда?
— Да, — женщина вздрогнула, не ожидая услышать за спиной Александра.
Он бесшумно подошел и присел рядом:
— Сколько себя помню, всегда завораживает это зрелище — "засыпающее солнце".
Закат из золотого стал как медь,
Покрылись облака зеленой ржою,
И телу я сказал тогда: — Ответь
На всё провозглашенное душою. —
И тело мне ответило мое,
Простое тело, но с горячей кровью:
— Не знаю я, что значит бытие,
Хотя и знаю, что зовут любовью.
— Люблю в соленой плескаться волне,
Прислушиваться к крикам ястребиным,
Люблю на необъезженном коне
Нестись по лугу, пахнущему тмином.
Тут Александр осекся и замолчал, Лика посмотрела на него и продолжила строки любимого поэта Николая Гумилева:
И женщину люблю… Когда глаза
Ее потупленные я целую,
Я пьяно, будто близится гроза,
Иль будто пью я воду ключевую.
— Но я за всё, что взяло и хочу,
За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней.
Женщина замолчала, оборвавшись на последнем слове. Александр, ожидал увидеть слезы и даже был готов их осушить. Но Лика не заплакала, а солнце махнуло им прощальным лучом, и скрылось совсем. Оставило друзей в одиночестве до утра.
— Больно? — спросил Александр, обнимая Анжелику за плечи и помогая подняться с остывающего камня, — Прости. Я не хотел.
— Ничего. Я почти привыкла жить без него. И знаешь, боюсь…, боюсь еще раз потерять надежду. Что мы ищем? Зачем бежим от Егора? Пусть бы нашел нас уже…
— Ты устала. Идем, спать.
Лика пожала плечами и пошла, облокачиваясь на руку Шута к огню, желтому цветку, трепещущему в их небольшой уютной выемке в скале.
Два дня прошло, как они поселились здесь, обдумывая, куда идти дальше. Словно горцы, друзья избегали местных жителей, будь то черкесы, грузины, армяне…
И, по словам Александра, каждый день понемножку приближались к своей цели. Он чувствовал дрозда каким-то восьмым или девятым, а может быть, как он сам шутил — двенадцатым чувством и шел по одному ему ведомому пути. Анжелике оставалось только доверять и быть рядом.