Досье на монстра
Шрифт:
– Может, не надо? – Она посмотрела на своего мужа.
– Надо! – взревел тот. – Я уже не могу это терпеть. За месяц четырех молодых бычков съели! Что за фокусы? Я вчера с мужиком одним разговаривал. Он сказал, что во всем поселке погибло больше сотни различной живности – начиная от кур, заканчивая свиньями и овцами.
– Бог с ними, – сказала тетя. Заметив, что дядя вдохнул в себя воздух, чтобы очередной раз возразить, она поспешно заговорила первая: – Я тебя прошу – не делай этого. Это опасно. Пусть другие охотятся, а ты дома сиди. Не ходи. Умоляю. Забыл, что с Валерой Кирьяновым сделали
– Не забыл, – помрачнел дядя. – Но скот жалко. Гибнет.
– Пусть гибнет. Это скот. А мне ты нужен. Ясно?
Дядя засопел.
– И все-таки я устрою охоту.
Тетя кинулась в слезы. Они струйкой потекли по ее лицу, закапали в размятую так же, как и у меня, молодую картошку.
– Христом Богом прошу – не ходи. Не делай меня вдовой. Если на то пойдет – давай все продадим и в город уедем, но я хочу быть с тобой. А дети? Ты о детях подумал? Сиротами хочешь их сделать, да? Они уже хоть и взрослые и с нами не живут, но как же без отца? А? Одумайся…
Лицо дяди разгладилось.
– Прекрати, Лиза. Никуда я не пойду.
– Пообещай.
– Обещаю, – нехотя выдавил дядя.
Тетя перекрестилась.
Когда атмосфера за столом немного разрядилась, я поинтересовался:
– А что с Кирьяновым случилось? И вообще, вы о чем это?
Тетя поковыряла вилкой в тарелке. Отхлебнула молока.
– В последнее время на соседних, в том числе и на нашей, фермах стала пропадать живность. Вернее, не пропадать, а погибать. Утром просыпаемся и находим в сараях и в загонах трупы. Без слез не взглянешь. Одни скелеты и шкуры. И больше ничего. Так обрезают мясо, что только кости блестят. А шкуры как будто зараз целиком снимают. Представляешь? Мы не знаем, кто этим занимается. Но способ убийства один и тот же. Теперь про Кирьянова. Он умер пять лет назад. Вернее, его убили. Но мы знаем кто. Их осудили. Все начиналось почти так же – пропадал скот. Находили в рощах неподалеку только копытца да рожки. Так жалко было, мы все плакали… Валера в то лето целый месяц ночевал на улице – выслеживал воров. И вот наконец выследил. Кинулся к ним сдуру, а они… В общем, сильнее оказались. Валерку тоже в роще нашли. Потом эту банду все-таки поймали. Их осудили и посадили в тюрьму. До сих пор сидят. И за воровство, и за убийство… Ну вот, видимо, опять такая же банда появилась. Только убивают по-другому.
– Понятно, – сказал я.
Отложил вилку и посмотрел в окно.
Жалко бедных коровушек. Одни рожки да ножки.
И Кирьянова тоже жалко.
Ночью мне страшно захотелось пить. Я, не включая света, отправился на кухню. В незнакомом доме в потемках было легко заблудиться или на что-нибудь наткнуться, вот я и решил включить свет. Уже коснулся выключателя, как вдруг услышал шорох. Сердце учащенно забилось, пробрала дрожь. Я увидел неподалеку от себя какую-то тень.
"Грабители", – решил я, лихорадочно соображая что делать.
Вскоре сообразил – надо будить дядю с тетей. И, прижимаясь к стене, как медуза, направился в сторону их спальни. Так как дом был почти незнакомым, то нет ничего удивительного в том, что я наткнулся на журнальный столик и полетел на пол.
Силуэт, услышав мое сдавленное "ой!", замер.
"Убьет меня – как пить
– Эй, кто здесь?
А следом за этим вспыхнул свет. Я прикрыл глаза рукой – с непривычки они заболели – и сказал:
– Я.
– А-а-а… – протянул дядя, подкручивая реостат.
Я открыл глаза. Теперь свет горел тускло-тускло. Зато глазам приятно. И с улицы не видно.
– Я попить захотел, – сообщил я. И тут же удивился: – Дядя? А ты куда? Зачем это тебе?
Он был при полном параде – спортивный костюм, кроссовки, а за плечом – ружье. Очень живописная картина в час ночи.
Дядя замялся. Но я и так все понял.
– Ты же обещал. Зачем идешь? Это опасно.
– Мне уже надоело по утрам скелеты находить. Хочу с этим раз и навсегда разобраться.
– Понимаю. Но тетя же права – эти подонки могут и тебя убить. Что тогда будет?
– Ничего хорошего не будет. Но кто не рискует – тот не пьет шампанского. Я обязан прекратить это.
"Понятно, – подумал я. – Охотничий инстинкт проснулся".
– Не выдавай меня только, слышишь?
– Я… Я… не могу тебе позволить. А если утром не скелет найдем, а… ну… я не смогу себе этого простить.
– Ты ни в чем не будешь виноват.
– Все равно. Я не могу.
– Я тоже не могу спокойно спать, когда моих коровушек кто-то расчленяет.
– Ясно. – Я наконец поднялся с пола. – От своей идеи ты не отступишься?
– Не отступлюсь, – подтвердил дядя.
– Тогда я иду с тобой. Вдвоем будет легче справиться с бандитами, если придется это делать.
– Что?! – взревел дядя. – Ни за что! Иди спать, умник!
– Отлично, – сказал я. – Ты иди на улицу, а я пошел будить тетю.
– Шантажист, – утвердительно произнес дядя.
– Ага.
– И не стыдишься этого.
– Не стыжусь.
– В отца пошел. Он тоже в детстве обожал меня шантажировать.
– Ну так что? Ты раздеваешься и идешь спать, или мы идем вместе выслеживать воров коров?
Дядя думал целую минуту.
– Я не могу подвергать тебя опасности.
– Хорошо. Тогда боевая готовность отменяется – по постелям.
Дядя снял с плеча ружье. Я пошел к долгожданной кухне.
– Дядь Ром, но ты же все равно пойдешь, я же не дурачок, – произнес я.
– Не дурачок, – не стал спорить дядя.
– Жди меня. Я быстро оденусь, и мы пойдем вместе.
Я очень надеялся, что ночью мы никого не встретим, а под утро вернемся в свои постели и сделаем вид, что именно в них всю ночь и провели.
Но мои надежды не оправдались.
Было темно и тепло. Повсюду раздавалась трель сверчков. Округа была залита серебряным светом луны. Видимость была довольно хорошая – учитывая, насколько хорошей она может быть ночью.
– Где мы спрячемся? – спросил я.
– В машине. Вон там. Видишь? Я машину специально неподалеку от забора оставил. В ней нас не увидят, а нам будет видно все.
Мы прошли по темному двору, миновали ограждение коровника и дошли до машины.
– Я сяду на пассажирское сиденье впереди, а ты назад садись, – распорядился дядя. И объяснил: – Если придется из машины выбегать, то руль будет мешать. Назад садись.