Доспехи из чешуи дракона
Шрифт:
Уходя от очередного удара топора, Шак прыгнул, перекувыркнулся через голову и, схватив лежащие возле Семиуна перчатки, те самые, что носила дама, быстро вскочил на ноги. Хоть перчатки и были мужскими, но оказались Шаку слишком узки, поэтому бродяга обмотал их, как тряпки, вокруг кулаков. У растрепавшей прическу красавицы еще хватало сил, чтобы ловко размахивать топором, однако оружие было тяжелым, и промежутки между ударами составляли более четырех секунд. Именно в тот момент, когда опасное лезвие было готово снова отправиться в смертоносный полет, Шак и ударил. Он не был обезумевшим эстетом – почитателем женской красоты, поэтому кулак его правой
Дальнейшее течение подвального сражения не стоит описывать, схватка превратилась в обычную драку, точнее, в беспощадное избиение все еще стоявшей на ногах, но уже неспособной дать отпор дамы. Наконец, длинные ноги красавицы подкосились, и она опустилась перед Шаком на колени. Бродяга не церемонился с ослабевшим врагом, видимо, вопреки ярко выраженным внешним признакам, не причисляя его к женскому полу. Подобрав топор, Шак резким, отрывистым движением почти без замаха срубил красивую головку и, брезгливо взяв ее двумя пальчиками за волосы, откинул в темный угол комнаты.
Только после того, как с мучительницей было покончено, спаситель приблизился к Семиуну и, присев перед ним, стал внимательно изучать его раны.
– Паршиво дело, – покачав головою, поставил диагноз шарлатан.
– Конечно, паршиво, балда! А ты чего ожидал?! Прошили меня, как букашку, насквозь прошили, на меч насадили…Только благодаря этой слизи и жив, – разозлился лекарь на позарившегося на лавры целителя компаньона.
– Да, это понятно. Я совсем о другом, – отмахнулся Шак, рассматривая противно урчащую слизь и даже пару раз осмелившись ткнуть ее пальцем. – Я уже с подобным встречался. Эта пакость на самом деле очень полезная штука, хоть и выглядит неказисто. Она поддерживает в тебе жизнь и приглушает боль. Ведь приглушает?
Семиун был поражен познаниями шарлатана и, не найдя, что ответить, только кивнул.
– Жаль, что лечить не может, да и к хозяйке жизненной силой привязана. Так уж у сувил водится, таков родовой обычай друг дружку в беде выручать. Одна пострадает, другая часть себя оторвет и к подружке прилепит, жизнью делится, пока та себя не восстановит.
– А откуда ты?..
– Послушай, – перебил товарища бродяга, – сейчас не самое удачное время, чтобы вопросы задавать. Сматываться нам нужно, и как можно быстрее, понял? – Шак хлопнул товарища по плечу и, не дождавшись ответа, стал открывать замки кандалов позаимствованной с головы воинствующей барышни булавкой. – Я те потом все расскажу: и о сувилах, и об оборотнях, и о той твари, которой оказался наш «монах».
– Но откуда ты о них знаешь?! – все-таки задал самый волновавший его вопрос настырный юноша.
– Я же шарлатан, бродяга, – лукаво улыбнулся Шак, заранее подготовивший ответ. – По дорогам скитаючись, всяких баек да бредней наслушаешься. Вот уж никак не думал, что кое-какие правдой окажутся, – спаситель кивнул головой в сторону трупа обезглавленной им девицы. – Не будем времени тратить на трепотню! Во дворе дома полно дядек нехороших в броне да при мечах. Коли выбраться хочешь, давай-ка вставай да ножки разомни!
– Да я ж…
Семиун хотел напомнить партнеру, что нога у него сломана, но бродяга не дал ему возможности договорить. Вскрыв последний замок, он схватил напарника под мышки и рывком поставил его на ноги. Боль умерла, по крайней мере, лекарь ее больше не чувствовал. Неуверенно сделав первый
– А я о чем говорил? – порадовался за компаньона Шак. – Слизь действует! Хоть нога у тебя не ахти, побегать не сможешь, но до лошадки как-нибудь допрыгаешь, птенчик-воробушек, – шарлатан рассмеялся и, убедившись, что с напарником все в полном порядке, подобрал топор, а затем подошел к женскому трупу. – Часа два-три у нас есть. Пока «зеленуха» не омертвеет и от брюха твоего не отпадет, а там что-нибудь да придумаю.
– Что тут придумать можно? – развел руками отчаявшийся Семиун.
Сейчас открытая рана под слоем слизи показалась ему еще ужасней, чем когда он только очнулся и впервые ее увидел.
– Всяк народ мудрец и сказки не напрасно выдумывает, – возразил ему шарлатан, настроенный более оптимистично. – В легенде о сувилах и про слизь говорится, и про ручки-водючки их необычные…и про свойства их всякие…в быту полезные. Не боись, дружище, я по сказкам тя лечить буду, а не по книжонкам, дураками писанным.
– А если наврал сказитель или что напутал? – забеспокоился Семиун, в глазах которого загорелись искорки надежды.
– Чего те бояться-то, хуже все равно не будет, – привел самый весомый аргумент Шак и высоко занес над головою острый топор.
Привыкшего ко всяким ужасным зрелищам лекаря чуть не стошнило. Бродяга издевался над трупом: отрубил красотке прозрачные кисти, а затем сорвал с нее юбку и, сделав из дорогой ткани что-то вроде узелка, аккуратно завернул в него добытые трофеи.
– При лечении твоем пригодится, ряцепт такой есть, – пояснил Шак. – Надобно взять три с половиной пальца сувилы, волосы из подмышек оборотня, но обязательно в волчьем обличье умерщвленного, еще…
Шарлатан не успел поделиться премудростью приготовления народного зелья. Бывшего полевого лекаря стошнило, притом, как это ни прискорбно, на собственные штаны.
– Ну вот, облямбался весь, – укор прозвучал с отвращением, и самого Шака передернуло при виде того, что сталось с одеждой неженки-партнера. – Кнут подбери, поганец! Как во двор выйдем, он нам понадобится, ой как понадобится!
Люди – неблагодарные существа: они не ценят сделанного им добра и насмехаются над теми, кто только что спас их никчемные жизни. Стоило лишь парочке авантюристов попасть в комнату, где Шак дал бой рыцарю-оборотню, как ученый заморыш с зеленой слизью на животе, хромой и с располосованной рожей, стал дерзить спасителю, и все потому, что, видишь ли, труп поверженного противника был совершенно голым и лежал в очень пикантной позе на груде перебитой посуды и обломков шкафов. «А что это вы тут делали? Почему рыцарь лежит нагишом? Насколько буйно прошла гулянка, что сокрушили столько шкафов, стульев, стол и комод?» – вот лишь немногие из целого ряда пошлых, ехидных вопросов, которыми повеселевший Семиун оскорбил компаньона.
Люди привыкли справляться со своими трудностями за счет других. Насмешки над Шаком вернули лекаришке уверенность и желание дальше бороться за собственную жизнь. Семиун ожил и даже не обратил внимания на увесистую затрещину, которой отмалчивающийся бродяга наградил его вместо ответа. Дорого ценившему каждую минуту Шаку было некогда объяснять, что балаган в комнате – результат жестокого боя, что рыцарь скинул доспехи сам, поскольку они мешали принять звериное обличье, для чего, собственно, и были сделаны из редкого сплава стали.