Доспехи из чешуи дракона
Шрифт:
Послушавшись бродягу, Семиун еще заказал еды, благо, что денег, добытых в особняке вместе с другими вещами, хватило бы, чтобы устроить небольшое пиршество. Компаньоны еще немного пошептались, но уже так, для конспирации, а затем стали громко беседовать на фривольные темы. Неизвестно, что больше утомило наблюдавшую за ними Олу: игнорирование переливов ее волнистых белокурых волос, милого личика и стройной фигуры или пикантные подробности разговора объектов слежки, в каком городе женщины красивее, сколько у кого их было, когда, где и со всеми подробностями. Немного разнообразили беседу двух простолюдинов воспоминания о былых побоищах, устроенных ими по кабакам, и о забавных казусах из жизни бродячего
– Благородной госпоже что-то угодно? – состроив удивленную рожу, весьма уважительно произнес мастер лицедейства Шак. – Надеюсь, мы не побеспокоили ваш нежный слух нашими грубыми голосами?
– И не только голосами…то есть…и речи наши, они были не очень…– попытался подхватить эстафету притворства Семиун, но у него получилось как-то вяло.
– Даме угодно, чтобы вы заткнулись и подставили к столу еще один табурет, – ответила Ола, весьма эффектно откинув съехавшую на лоб прядь волос. – Даме есть что вам сказать, и она не хочет попусту терять время.
Шак растерянно пожал плечами, но все же выполнил просьбу: дотянулся рукой до скамьи возле соседнего стола и одним сильным рывком, сопровождавшимся чудовищным скрежетом ножек о половицы, пододвинул ее к самым ногам напросившейся на беседу особы.
– Не люблю долгих разговоров, поэтому буду кратка, – начала разговор в агрессивной манере воительница. – Вы едете к замку, мне в те же края. Мне нужна карета, в седле уже мочи нет, да и сопровождение не помешало бы…Я хорошо заплачу.
– Извиняйте, милостивая госпожа, – Шак бросил беглый взгляд на компаньона, подавая ему знак молчать и не встревать. – Карета нам и самим нужна, барахлишко у нас там, что на лошадях не увезти. А насчет сопровождения вы, видать, шутить изволите…Видывал я вас в Задворье, такому мастеру клинка охрана ни к чему!
– Говорю, надо, значит, надо! – повысила голос дама, знавшая силу своей внешности и никак не ожидавшая отказа от двух простецких с виду мужиков.
– Извиняйте аще раз, но нам как-то в мужской компании сподручней, – пожал плечами упорно стоявший на своем Шак. – Да и вы, хоть не из мягкого теста сделаны, ну, то бишь постоять за себя ой как могете, но все равно барышня, а с благородными дамами в пути одна лишь морока.
– Мой последний довод, – не стала вступать в дебаты Ола и выложила на стол увесистый кошелек, судя по звону, набитый явно не медяками.
– Довод весомый, – широко улыбнувшись, кивнул Шак и тут же спрятал кошель за пазуху раздобытой в особняке рубахи. – Он меня убедил, но только условьице одно имеется. Нам с дружищем в поклаже нашей разобраться нужно, всяк хлам выкинуть, так что часок-другой с отъездом обождать придется.
Сохраняя равнодушное и беспристрастное выражение лица, Семиун интенсивно пинал попутчика под столом, красноречиво говоря на языке тычков: «Что же ты, сволочь, делаешь?!» Однако Шак терпел, прикидываясь, что не понимает, почему острый каблук компаньона пытается продавить носок его сапога.
– Некогда мне, каждый час дорог, поэтому поступим так, – твердо заявила Ола, после принятия бродягой кошелька посчитавшая себя главой компании. – Тронемся немедленно! Первый час, так уж и быть, я на козлах поеду, а вы тем временем в барахле своем разберетесь. Вонь от ваших тюков я уж как-нибудь потерплю, хотя особо прогнившее тряпье советую выкинуть!
Девушка резко встала и направилась к выходу, жестом приказав путникам немедленно следовать за ней.
– Ты что, с ума сошел? – зашептал Семиун.
– Не боись, так оно лучше выйдет, вот увидишь, – ухмыльнулся Шак, радуясь тому, что смог провести
Красотка уселась на козлах. Шак привязал ее лошадь к карете, силой затянул пытавшегося усесться рядышком с ней Семиуна внутрь экипажа и громко хлопнул ладонью по крыше, подав знак, что можно трогаться в путь. Возница из воительницы получился не очень, она то подгоняла лошадей, то натягивала поводья, не давая кобылкам войти в нужный ритм. Уже через четверть часа езды копошившийся в пожитках бродяга начал осыпать голову спутницы проклятиями. Как ему показалось, карета протряслась по всем кочкам и ухабам, какие только имелись на дороге. Девушка явно никогда не занималась извозом и, привыкнув бодро скакать верхом, не обращала внимания на естественные препятствия дороги.
– Женщины вообще глупы, поэтому агрессивны и истеричны по натуре своей. Они не думают головой, там у них пустота…ветер свищет, – ворчал бродяга, копаясь в мешках, вытаскивая на сиденье какие-то коробочки, флакончики и тряпочки, но не позволяя своему товарищу на них посмотреть. – Быть под началом у женщины – обречь себя на страдания. С ними нельзя иметь дел, они и сами-то не знают, чего хотят, а когда заканчиваются аргументы, то строят обиженные рожи, хватаются лапками за сердце, стенают иль переходят на визг. Единственный способ общаться с дамочками для мужика – это их порой ублажать, порой колотить, никогда не слушать, зато усыплять бдительность сладкими речами и почем зря дурить. Это им нравится, они мерзавцев и негодяев обожают! Раз блудит, значит, нормальный мужик с неисчерпаемым запасом силы; детишек по соседским деревням наделал – заботится труженик о продолжении рода, не идет супротив природы своей; бьет коромыслом по спине, а кулаком в рожу – опять-таки ревнует и любит. А коли во всем своей ладушке-женушке потакает да ласковые словеса постоянно мурлычет, значит, тряпка, тюфяк, его и обмануть-то не грех! Нет, дружище, усвой эту науку жизни, в книгах ученых такого не прочтешь. Хочешь счастья и спокойствия, веди себя с красотками по-свински, не дай эмоциям взять верх над трезвым расчетом, а глупой романтике – над элементарным похотливым стремлением.
Конечно, во многом бродяга был не прав. Что мог знать о женщинах холостяк и мошенник, общающийся лишь с девицами по кабакам? Но все-таки какой-то смысл в его речах был. Его убеждения основывались не на пустом месте, а на жизненном опыте, пускай однобоком, пускай неполном, но все же…То, о чем он ворчал, очень походило на правду, но все же не укладывалось в голове у Семиуна, имевшего небольшой, но совершенно иной опыт. Бродяга расточал красноречие зря, компаньон вынужден был слушать его, но усердно пропускал сказанное мимо ушей, не желая верить в то, что мир устроен так плохо и неразумно. В то же время вошедшему в раж Шаку не было дела, ложатся ли его слова на благодатную почву или улетают в пустоту, создавая монотонный звуковой фон. Пламенная речь помогала ему занять свои мысли и не источать проклятий, которые бестолковая возница все же краем уха да могла бы услышать. Преждевременный конфликт с дамочкой был без нужды, шарлатан, наоборот, старался его избежать и до нужного момента усыпить бдительность навязавшейся им в попутчицы особы.
– Чего еще удумал? Опять сказки воплощать в жизнь будешь? – поинтересовался Семиун, наблюдая, как неугомонный шарлатан пытается приготовить в походных условиях какое-то зелье.
Засунув два флакона за пазуху и держа еще три под мышкой правой руки, Шак обматывал свободной рукой вокруг шеи и нижней части лица смоченную водою тряпку, притом особо стараясь прикрыть рот и нос. Между коленками бродяги была зажата какая-то емкость, весьма напоминавшая поварскую кастрюлю, но только размером раза в два-три поменьше.