Достаточно трёх. Возрождение Ганзалеона. Книга 1
Шрифт:
В лазарете провела полгода. Уколы, капельницы, таблетки. Всё время я существовала в овощном состоянии с датчиками на голове. Наверное, через них что-то проецировали в мозг, так как придя в себя я стала менее эмоциональна. Перестала реагировать на безразличие родителей, перестала думать о том, что меня ждёт.
Вернувшись домой, столкнулась с раздражительностью отца. Он переживал за штраф, ударивший по бюджету, и сбрасывал своё недовольство на меня. В то время мама оказалась беременной, надеясь, что это долгожданный сын. Ей не хотелось рожать детей на продажу. Ей в принципе не хотелось больше рожать. Её молитвы оказались
В отсек входила под громкий плач. На полу сидело около шестидесяти таких же как я и рыдали, размазывая слёзы и сопли. В транспорте находилось три отсека, заполненных примерно таким же количеством девушек. Неплохой урожай за день и неплохой заработок власть имущих. Мне всегда было интересно, как хозяева жизни решают проблемы с законами. Никогда не слышала, чтобы кто-то из них продал своего ребёнка. Но мы не их дети. С нашими законами мы не чьи дети. И не дети мы вовсе. Мы скот, выращенный для мучительной смерти.
С транспортника нас переместили на станцию, куда со всего мира свозили урожай. Жуткий вой встречал с порога. Тысячи убитых горем девочек, оторванных от семей, вырванных из жизни. Я прошла к холодной стене, села на корточки и закрыла уши руками. Плакать не было сил, слушать не было желания, так и просидела, не шевелясь, пока нас не погнали в криокамеры. Весь перелёт прошёл во сне без сновидений. Сколько летели никто не знал, персонал не разговаривал, только свистел и направлял на табло с текстом, указывающим что надо делать.
Дом терпимости встретил камнем, железом и стеклом. Ни капли тепла в интерьере, голые холодные стены из тёмно-серого камня, железные балки и стеклянные перегородки. Красное освещение давило на глаза и мозг. Входили мы туда голые, пройдя унизительную процедуру очистки. Нас заставили раздеться, помыться, сделать клизму, пройти осмотр у гинеколога на предмет наличия девственной плевы, отбраковав с отсутствием таковой. Эти несчастные не попадут на аукцион. Уже сегодня их изнасилуют десятки самцов, разрывая на части. Кто-то не переживёт эту ночь, кого-то будут рвать несколько месяцев. Я бы предпочла не пережить ночь.
На спине каждой девственницы писали её номер и в наряде Евы выводили в зал, ставя на крутящийся помост. Там оказалась и я с крупными цифрами К333. В глазах стояла темнота, подсвечиваемая иногда красными огнями. Я не смотрела в зал, не прислушивалась к шуму. Я ничего не видела вокруг. Я стояла и оплакивала свою жизнь, готовясь к боли.
На аукцион в течении дня меня выводили четыре раза. Всё это время я оставалась голой, стуча зубами от холода. После каждого выхода, нас оставалось немного меньше. К концу дня сорок процентов товара было продано, оставшихся закрыли в том же помещении и выключили свет. Всю ночь мы слушали раздирающие крики тех, кого не купили или отбраковали. Столько боли и безысходности было в них. Поспать не удалось никому. Крики не стихали до самого утра, некоторые переходили в хрипы, которые затухали в каменных стенах.
На
На четвёртом девушки рыдали. Это был последний шанс попытаться выжить. Я уже простилась с шансом и морально готовилась к ночи. Молила богов послать мне быструю смерть уже к утру.
Я не рыдала, стоя на крутящемся помосте, я тихо прощалась с жизнью, закрыв глаза. По щеке стекала единственная слеза, когда сквозь гул я услышала К333. Кажется, меня купили, или правильнее сказать взяли в аренду на год. Кто-то подошёл, стянул за локоть и потащил через весь зал на улицу. Проходя через стеклянную дверь, столкнулась с измождённой девушкой, которую толкал в спину представитель прекрасной расы спасителей. За ними шли уверенным шагом ещё два таких же безразличных ганзалеонца. По крикам девушки я поняла, что это возврат бракованного товара, по измученному виду, что это её последняя ночь.
Меня посадили в агрегат, напоминающий прозрачную капсулу. В него же сели и мои три сопровождающих, взявших меня в аренду. Из-за тёмных пятен в глазах и предобморочного состояния, своих хозяев не рассмотрела, да и какая разница как выглядят те, под которыми мне суждено умереть. Пытаясь отвлечься от сжирающих мыслей, прилипла к окну. Красивый город, много зелени. Деревья высотой с тридцатиэтажный дом с раскидистыми кронами и крупными, ярко-зелёными листьями, заполняли основное пространство улиц. Среди них вросли высоченные дома из тёмно-серого камня, с таким же железом и стеклом, что и в доме терпимости. Архитектура города не пестрила яркими красками. Всё было слишком высоким и тёмным. Единственными цветными пятнами являлась растительность и освещение.
По улицам передвигались толпы народа, преимущественно мужчины, но среди них попадались и женщины с Земли в дорогой одежде. Они шли в окружении своих мужей и светились счастьем. Мужья смотрели на них с любовью и нежностью, поддерживали на ступеньках, подхватывали на руки, перенося через лужи. Сердце защемило от этой картины. Переведя взгляд на три холодные глыбы, сидящие со мной, тяжело вздохнула. Тебе, Алина, как всегда, достались бракованные. Тебе всегда достаётся всё бракованное начиная с родителей и заканчивая псевдомужьями.
А может это был мой шанс? Шанс на жизнь? Возможно, не такую счастливую как у проходящих мимо, но всё-таки жизнь. Перед глазами всплыла кричащая девушка на выходе из дома терпимости. Худое, измученное тело в синяках, засохшая кровь на внутренней части бедра, отсутствие одежды и безразличные, холодные лица, сопровождающих её. Так шанс ли это на жизнь? И нужна ли такая жизнь?
***
Подъехали мы к обычной для этого города высотке, из которой выходило несколько мужчин. В этот момент я ощутила себя ещё более голой и уязвимой. Дверь на капсуле открылась, и один из мужчин, схватив за локоть, выдернул меня на улицу.