Доставка
Шрифт:
снова захлопнул, лишая нас света.
Я съеживаюсь от его откровения. Это делает травму только хуже. Я ненавижу Бето
Мирамонтеса. Я хотела бы воспользоваться возможностью и плюнуть на его дурацкую,
шелковую рубашку. От лекарств голос Мози кажется скрипучим. Его глаза расширены, а его
волосы впервые неидеальные, как в рекламе Pantene.
– О чем еще ты мне солгал?
– Хмм, давай посмотрим?
– Я серьезно, Мойзес! Никогда больше ничего не скрывай от меня.
– Я не
– Я должна узнать, что из всего этого было неправдой.
– В тот день в твоем кабинете в Pathways, когда я сказал, что не считаю тебя
хорошенькой. Я всегда считал тебя красивой.
– Уффф. Ладно. Это глупо, что еще?
– Когда я сказал тебе, что пришел пораньше, чтобы подготовить классные комнаты и
перенести художественные принадлежности, я их подготовил и все перенес, но только после
того, как вскрыл замок.
Не могу ничего с собой поделать и улыбаюсь, несмотря на то, что сопротивляюсь
этому каждой мышцей своего лица.
– У меня был твой домашний адрес до того, как я сел в автобус направляющейся в
Детройт. Я слямзил его с письма из жилищного суда на твоем столе.
Он закрывает свое лицо руками, но сквозь его растопыренные пальцы я вижу, как на
нем расползается улыбка.
Мое лицо сдается и улыбается, но слезы продолжают бежать по моему лицу, и я борюсь
с желанием ударить его, только потому, что он больной.
– В подвале было муторно, но той ночью было не так уж плохо на диване. Твоя мама
проснулась и дала мне дополнительное одеяло. На самом деле я просто хотел почувствовать
твою попку.
Я громко смеюсь над этим и моя ладонь взлетает, чтобы ударить его по руке.
– Хочешь узнать самую большую ложь?
– Нет, - говорю я.
– Заткнись!
– Той ночью в гостинице…
– Да?
– Когда я сказал, все в порядке и нам необязательно трахаться.
– Ага.
– Это было ложью, Лана. Мы должны были трахнуться, - Мози облизывает свои губы
и улыбается мне. Это самая теплая и самая красивая улыбка, которую я когда-либо видела. И
это все мое. Рука Мози дотягивается до меня и он хватает подлокотник кресла, на котором я
сижу и тащит его по полу, пока он не достигает одного уровня с краем больничной кровати.
Мышцы на его руке напрягаются и я наблюдаю за этим, думая, насколько он сильный, во всех
отношениях. Он приподнимается, опираясь на локоть, и хватает меня за затылок. Он
притягивает мою улыбку к своей, его глубокие, карие глаза полностью поглощают меня. Я
хочу испить его красоту.
губы и начинает медленно просить прощение через глубокий поцелуй. Я растворяюсь в нем и
душой и телом, синхронизируясь с его ритмом.
– Тот трафарет твоего лица с бровями, -
бормочет Мози сквозь наш поцелуй. Я чувствую его зубы на моих губах, когда он улыбается у
моего рта.
– Ладно, достаточно, - говорю я и целую его так жестко, что он падает обратно на
подушки.
Мози провел в больнице только одну ночь, а я спала в кресле. Утром мы радостно и с
небольшой ноткой печали попрощались с Бризой, обещая навещать ее. Охрана сказала, что
сопроводит нас до гостиницы, но после выезда мы будем предоставлены сами себе. Днем мы
вылетели в Детройт. Я спросила Мо, что он теперь будет делать, имея постоянную визу.
Мирамонтес обеспечил ему грин-карту, так что, мы можем остаться в Штатах. Деньги могут
купить тебе что угодно, включая семью, органы и страну происхождения.
Он нахально ответил.
– Женюсь на тебе.
– Я тебе нравлюсь, потому что я легкодоступна?
– А я тебе нравлюсь только потому, что я немного знаменит? И Док, ты какая угодно,
но только не легкодоступная.
– Ты тот, с кем тяжело иметь дело.
– Я тяжелый, - говорит Мози, проводя моей рукой по своему паху.
Мы ужасно счастливы и по уши влюблены и прикалываемся над нервно-психическим
напряжением в организме.
– В любой случае это не имеет значение. Пока ты находился под анестезией, Обама
изменил всю миграционную политику.
– Ты прикалываешься надо мной?
– Не-а. Ты также пропустил военную гонку, вызванную полицейской жестокостью и по
видимому теперь, для нас и всех остальных американцев в порядке вещей поехать на Кубу.
– Как долго я был в отключке?
– Почти десять лет. Но это круто, потому что теперь ты старше меня.
Лекс встретил нас в аэропорту и позаботился о том, чтобы наше воссоединение была
самым великим в истории. В комплекте с моими выкрикиваниями его имени, когда я стояла на
верхней ступеньке трапа, а потом бежала по нему вниз, задерживая остальных, чтобы
броситься в его объятия.
– Лекс!
– выкрикнула я, добежав до него.
– Я так сильно скучала по тебе!
Мози забрал наш багаж, состоящий из единственной сумки. Он похлопал Лекса по
спине, в каком-то подобии братского объятия.
– Чувак, твоя сестра чертовски сумасшедшая.
– Мама и папа придут ко мне домой на ужин. Я поставил матрас в гостиной, на
котором вы будете спать. Мама принесет блины. Папа сказал передать Мо, что он принесет