Достоевский Ф. М., Достоевская А. Г. Переписка
Шрифт:
Что Вам сказать о себе? Мое время тянется вяло. Не совсем здоров; грустно. Из новостей ничего не знаю, кроме того, что (и, кажется, верно) китайцы сожгли нашу факторию в Чугучаке и консул спасся бегством. Желал бы от души, чтоб Вам было в 10000 раз веселее моего. Если во время Ваших странствований попадется Вам хорошая книга, то зацепите ее с собой. До свидания, Александр Егорович. Желаю Вам всего хорошего, и от души. Повторяю Вам о почтамте. Ради бога, не замедлите. Крепко жму Вам руку.
Ваш весь Ф. Достоевский.
Семипалатинск, Воскресение. 23 августа 55.
Я и ее уведомил, что вместо 50 посылаются 25. Хочет Вас благодарить. Напишете ли Вы ей что-нибудь?
(1) далее было: денег
Милостивая государыня Прасковья Егоровна,
Я так давно желал писать к Вам и так давно жду удобного случая, что не могу пропустить теперешнего. Податель письма моего — Алексей Иванович Бахирев, очень скромный и очень добрый молодой человек, простая и честная душа. Я знаю его уже полтора года и уверен, что не ошибаюсь в его качествах.
Я всегда буду помнить, что с самого прибытия моего в Сибирь Вы и всё превосходное семейство Ваше брали во мне и в товарищах моих по несчастью полное и искреннее участие. Я не могу вспоминать об этом без особенного, утешительного чувства и, кажется, никогда не забуду. Кто испытывал в жизни тяжелую долю и знал ее горечь, особенно в иные мгновения, тот понимает, как сладко в такое время встретить братское участие совершенно неожиданно. бы были таковы со мною, и я помню встречу с Вами, когда Вы приезжали в Омск и когда я был в каторге.
С самого приезда моего в Семипалатинск я не получал почти никаких известий о Константине Ивановиче и многоуважаемой Ольге Ивановне, знакомство с которою будет всегда одним из лучших воспоминаний моей жизни. Полтора года назад, когда я и Дуров вышли из каторги, мы провели почти целый месяц в их доме. Вы поймете, какое впечатление должно было оставить такое знакомство на человека, который уже четыре года, по выражению моих прежних товарищей-каторжных, был как ломоть отрезанный, как в землю закопанный. Ольга Ивановна протянула мне руку, как родная сестра, и впечатление этой прекрасной, чистой души, возвышенной и благородной, останется самым светлым и ясным на всю мою жизнь. Дай бог ей много, много счастья — счастья в ней самой и счастья в тех, кто ей милы. Я бы очень желал узнать что-нибудь об ней. Мне кажется, что такие прекрасные души, как ее, (1) должны быть счастливы; несчастны только злые. Мне кажется, что счастье в светлом взгляде на жизнь и в безупречности сердца, а не во внешнем. Так ли? Я уверен, что Вы это глубоко понимаете, и потому так Вам и пишу.
Жизнь моя тянется кое-как, но уведомляю Вас, что я имею большие надежды… Надежды мои основаны на некоторых фактах; обо мне сильно стараются в Петербурге, и, может быть, через несколько месяцев я что-нибудь и узнаю. Вы, вероятно, уже знаете, что Дуров по слабости здоровья выпущен из военной службы и поступил в гражданскую, в Омске. Может быть, Вы имеете о нем известия. Мы с ним не переписываемся, хотя, конечно, друг об друге хорошо помним.
Барон Врангель, Вам знакомый, Вам кланяется. Я с ним очень дружен. Это прекрасная молодая душа; дай бог ему всегда остаться таким.
Мое глубочайшее уважение, полное и искреннее, Вашему супругу. Желаю Вам полного счастья.
Не слыхали ли Вы чего об одном гадании, в Омске, в мое время? Я помню, оно поразило Ольгу Ивановну.
Прощайте, многоуважаемая Прасковья Егоровна. Я уверен, что бог приведет нам свидеться и, может быть, скоро. Я этого очень желаю. Я с благоговением вспоминаю о Вас и всех Ваших.
Позвольте пребыть, с глубочайшим уважением, Вам совершенно преданным.
Ф. Достоевский.
18 октября 55.
От Константина Ивановича я получил нынешним летом несколько строк.
А. И. Бахирева я очень уважаю, но не во всем с ним откровенен.
(1) как ее вписано
Семипалатинск, декабря 17/55 г.
Добрый и незабвенный друг мой, брат Миша. Письмо это пишу тебе по случаю. Скоро я буду иметь возможность переслать тебе самое полное, самое подробное известие о моем здешнем житье-бытье за всё время. И потому извини, что посылаю тебе теперь только несколько строк, из которых, кроме просьбы моей,
Да, брат, тяжело просить, повторяю это, даже и у тебя, особенно чувствуя в себе всё — и силы и способности самому достать себе необходимое. Но что делать, теперь не могу и потому говорю тебе как брату — помоги. Я тебе не скрою, что у меня есть большие надежды, (1) что, может быть, кончится наконец несносное положение мое и переменится во что-нибудь к лучшему. Отчасти ты, может быть, и слышал об этом. Тогда (2) жизнь пойдет по-другому. Но не скрою от тебя, друг мой, что мне, скоро может быть, понадобятся деньги, относительно меня и моего Положения, не маленькие. Всё это соединено будет отчасти с переменою моей участи, если только сбудутся надежды мои. Теперь же я пишу тебе только о моем насущном; ибо я в большой крайности, и эти 100 руб. серебром едва-едва помогут мне.
Я хочу обратиться, друг мой, с просьбой к дяде. Надобно же, чтоб кто-нибудь мне помог. Как бы мне не хотелось просить у него! Но что делать, если случится хоть какая-нибудь перемена судьбы, то деньги необходимы. Ты писал мне последний раз от 15 сентября. Письмо твое пришло ко мне около 15-го ноября. Видишь, как долго! В это время я должен был жить чем-нибудь. На присланные тобою деньги я почти ничего не мог сделать.
Не сердись, что я говорю тебе откровенно, голую правду. Помни только одно: я вовсе от тебя не требую, ибо знаю, что не имею на то никакого права. Одно из двух: или ты очень любишь меня и хочешь мне помочь, — или нет. Если любишь меня, то я прошу без церемоний, ибо знаю, что сам бы помог не только брату, но даже чужому, отказав себе. Вот почему я говорю тебе прямо. Здесь были люди, которые мне помогали в крайности. Конечно, я возьму не у всякого. Но есть люди, которые мне сделали столько бескорыстного добра, столько добра, что еще никто мне не сделал столько. У такого человека я брал. Но надо отдать. Впрочем, из этих 100 руб сереб<ром> я не могу отдать ему еще ничего. Этот человек барон Врангель. (3)
Друг мой милый, надеюсь, что ты мне поможешь охотно и с братским чувством. Я в тебя верю, я никогда не обидел тебя сомнением. Верь и ты: (4) что я не хочу жить всю жизнь на твой (5) счет, и надеюсь, что мне позволят наконец зарабатывать себе хлеб. Прошу тебя: пришли поскорее, если можно немедленно, по следующему адрессу: «Его высокоблагородию Станиславу Августовичу Ламоту в Семипалатинск». (Tout court.)
В письме к г-ну Ламоту напиши слово в слово так: «Милостивый > г<осударь>, Вы были так добры, что изъявили готовность передать барону Врангелю деньги в случае, если я вышлю их на Ваше имя. Прилагаю при сем… рублей. Передайте их по назначению. Еще раз позвольте благодарить Вас и вместе с тем пребыть и т. д.». Подписи твоей не надо. Сам письма на почту не подавай. (6)