Достойная оборона
Шрифт:
— Откуда ты знаешь, что это «она»?
Но он уже вошел в кабинет.
Женщина, о которой говорила Джина, стояла у окна. Кургузое туловище принадлежало либо человеку с самым нелепым телосложением, какое он когда-либо видел, либо инопланетянину-гуманоиду неизвестной расы. Почти метровой ширины, но ростом едва ли выше метра тридцати. Ходячий обрубок, с запястьями, похожими на лодыжки, и с лодыжками, напоминающими пни. Плиты тяжелых мускулов скрывали всякий намек на груди, бедра и прочие вторичные половые признаки. Лицо не носило и следа косметики, и ее — ее? — рыжеватые волосы были подстрижены коротким ежиком.
— Доброе утро, сэр, — произнесла женщина, шагнула вперед и протянула руку, напоминающую захват портового крана. Голос, выходящий из глубины необъятной груди, походил на раскаты отдаленного грома, хотя если бы ее голосовые связки принадлежали более стройной женщине, она бы говорила довольно приятным контральто.
— Меня зовут Пэтти Фиркин. Халан Фоллард полагает, что вам понадобятся мои услуги.
Он пожал ей руку и почувствовал, что Фиркин старается не сделать ему больно.
— Спасибо, мисс Фиркин. Думаю, ваши услуги нам всем понадобятся.
«4. ДЖИНА РИНАЛЬДИ: БУМАЖНАЯ ТИГРИЦА»
Ни один день жизни Джины Ринальди не обходился без боли.
Хуже всего была атмосфера Палаццо. С точки зрения Джины, в ней недоставало кислорода, поэтому Джина постоянно чувствовала — даже если дышала полной грудью, — что находится на грани кислородного голодания. Только усилием воли она поддерживала нормальную частоту дыхания. Джина постоянно принимала пилюли, снижающие уровень метаболизма и сокращающие потребность организма в кислороде, и всегда имела при себе небольшой инъектор, чтобы в случае острого приступа впрыснуть в кровь обогащенную озоном жидкость. Но эти средства не могли заменить настоящего дыхания.
Сила притяжения на этой планете тоже оставляла желать лучшего. На планете, где выросла Джина, гравитация была гораздо сильнее, поэтому Джине постоянно приходилось контролировать каждое свое движение. Иначе при каждом шаге она подскакивала бы на два метра, тогда как окружающие ее люди шаркали по земле. Если бы Джина не рассчитывала каждое свое движение, то во время чаепития чашки взлетали бы к потолку всякий раз, когда она поднимала их с блюдец. Бумаги она старалась не мять и не разрывать, и это ей удавалось. Но когда она нечаянно задевала ногой стул или кресло, они отскакивали в сторону, подобно кузнечикам.
Она думала о Палаццо как о планете, непригодной для жизни.
Были проблемы и посерьезнее. Джина обнаружила, что с течением времени низкая гравитация планеты начала изменять ее тело. Кости стали более хрупкими, так как в них понизилось содержание алюминия. Сухожилия сокращались, вызывая болезненные спазмы. Удельный вес крови и лимфы изменился: эти жидкости постепенно теряли легкие металлы, которые играли важную роль в химическом балансе ее тела. Джина начала понимать, почему ни представители ее расы, которые приехали на Палаццо работать на полях Владения Пескадор, ни другие инопланетяне, работавшие в финансовых структурах Мейербера, не жили дольше пятидесяти стандартных лет. А ведь нормальная продолжительность жизни деоорти составляла двести пятьдесят лет.
Гораздо хуже проблем физиологии было пренебрежение и презрение со стороны
Несмотря на все это, Джина была очарована людьми: они обладали способностью сомневаться.
Ортодоксальность деоорти была почти что биологической природы и основана на законе Улья. Сомневаться в целесообразности структуры общества, не повиноваться установленным заповедям, отделять себя от общей массы — все это было немыслимо. Как немыслимо для деоорти сомневаться в существовании звезд, не повиноваться течению времени, отделить себя от натрия.
По сравнению с ними люди были такими разными! Они могли «сомневаться, не повиноваться и отделять себя» совершенно свободно и по собственному желанию. И из этой неудовлетворенности, как из исходного материала, они создали комедии, трагедии, музыку, войну, коммерцию и тысячи других интересных вещей, о которых деоорти никогда и не мечтали. Жизнь человека походила на зловонную мусорную кучу эмоций и мотиваций, каждая из которых проявлялась различным образом, некоторые сильнее, некоторые слабее. И как бы Джина ни осуждала их бездумного расточительства, все же она любила разнообразие.
Самое большое замешательство у нее вызывала концепция политики. Два человеческих существа, у обоих много доброй воли, честных намерений и здравомыслия, могли горячо спорить и совершенно расходиться во мнениях по фундаментальным вопросам деятельности общества и его благополучия. В отделе, где она работала, вспыхивали целые словесные баталии между сторонниками открытого освещения всех фактов и сторонниками дозированной подачи информации, между «лакировщиками»и «правдистами», между людьми, делающими карьеру с нуля — как Тэд, например, — и назначенцами вроде этого нового начальника, Селвина Прейза. Эта битва совсем не будет отличаться от прошлой, да и позапрошлой тоже.
После нескольких лет работы Джине стало ясно, что вопросы, по поводу которых спорили люди, решения, которые один принимает, а другой отменяет, совсем не являлись базовой причиной их борьбы. За обычными словами и обычными фразами скрывалось мистическое понятие, называемое «позицией». Каждый из людей — и Тэд, и назначенный сверху директор — мог иметь ее. И они всегда не совпадали. Каким-то образом — каким именно, Джина не понимала — эта самая «позиция» была связана с видением каждым человеком своего места по отношению к политической структуре Пакта, к человеческому обществу в целом и ко всей Вселенной и ее миллиардам галактик. Каждое человеческое существо изобретало свой собственный мир и решительно отстаивало право на его существование перед другими людьми.