Достойны ли мы отцов и дедов
Шрифт:
— Да я сам только что узнал про него.
— Он меня узнал и сам обалдел. Спросил про тебя, я сказала, что ты тут главный и сейчас же дашь команду его расковать, а то Вяткин отказался, ссылаясь на твой приказ.
— Правильно сделал, иначе он там бы все разгромил.
Чеботаев с интересом слушал наш разговор, уже поняв, что его командира я знаю лично.
— Знаете Дегтярева, товарищ майор?
— Естественно, знаю этого обалдуя. Вместе в училище учились, в казарме койки рядом стояли, и вместе к девкам в общагу Севастопольского приборостроительного института бегали.
Тут
— Это когда вы бегали? Ни ты, ни Олег про это не рассказывали.
— Светуля, ну все были молодыми. Хочу обратить твое внимание, что жена у меня одна, так же как и ребенок, и ты их лично знаешь. Ты тут не отвлекай, вон лучше накорми человека, а я пойду Олега освобождать из цепких рук Вяткина и Строгова.
Прапорщик, поняв, что уровень опасности для него упал, уже спокойно, с некоторым стеснением протянул руку и взял свежий хлеб, который совсем недавно испекла жена Васильева, оказавшаяся очень неплохим поваром.
Глава 12
Вот как судьба повернулась. Олежка, с которым вместе учились, потом молодыми лейтенантами попали в морскую пехоту и служили на Молочке в Севастополе. Я написал рапорт на увольнение, когда полк перевели ближе к штабу бригады в Феодосию, а Олег, всегда любитель побегать, пострелять, немного послужив там, перешел в разведуправление ВМСУ. Мы с ним часто встречались, когда я приезжал в Севастополь по делам банка, дружили семьями. Последний раз виделись на дне рождения его жены Татьяны, когда, уже работая в банке, я мог позволить себе свободно съездить к другу, прихватив супругу и ребенка. Это был его второй брак. Первая жена, кстати, тоже Татьяна, не смогла выдержать роль офицерской жены и, забрав дочку, уехала на Украину к родителям. Олег, после некоторых попыток восстановить отношения, пустился в загул, пока не встретил свою нынешнюю супругу, которая нежной ручкой быстро его привела в чувство, создав домашний уют и теплоту дома. Как оказалось, ему именно этого и не хватало, и в то время я был особенно рад за друга.
Потом была война, конец света, и связь давно прервалась, особенно когда перед войной Олега перевели куда-то под Одессу. И вот он теперь всплывает в виде командира группы спецназа, направленной для нашего устранения. Это или специально сделали, зная о наших дружеских отношениях с Олегом, или операцию организовывали на скорую руку, узнав, что бойцы из Херсона в некоторой степени себя дискредитировали переговорами с Черненко. Вот это и предстояло выяснить.
Еще не дойдя до госпитального отсека, услышал многоэтажный военно-морской мат голосом, который уже давно не слышал.
— …подайте мне Серегу Оргулова!
Я вошел и увидел картину — привязанного к кровати Дегтярева, который уже не дергался, а весело матерился, ожидая прихода давнего друга.
— Медуза, ты какого хрена тут раскричался?
— А вот и ты. Серега, скажи своим бойцам, чтоб развязали.
И тут же опять выложил такой мат, что даже я удивился, раньше за ним такого не водилось.
— Олег, чего раскричался, тут, между прочим, раненые лежат и женщины есть, за тобой такой грубости вроде как не замечал. Заткнись
Он теперь не улыбался, только внимательно рассматривал меня, недоверчиво щуря глаза.
— Серега, ты ли это?
— Тебе напомнить, как мы на втором курсе рванули в самоход к девчонкам из приборостроительного института? Ты потом ужрался до поросячьего визга, и я пер тебя на себе до казармы. А если учесть, что в четыре утра маршрутки уже не ходили, а все деньги мы растратили на бухло, поэтому вызвать такси не могли, то тащить мне тебя пришлось на собственном горбу. Теперь сомнения есть?
На его бледном, покрытом щетиной лице расплылась довольная мечтательная улыбка.
Пока продолжалась эта сцена, я молча кивнул Вяткину, чтоб развязал Дегтярева. Когда путы были сняты, он порывисто подскочил и по-братски стал обнимать друга, хлопая по спине. Я не выдержал и скривился от боли. На его лице появилось недоуменное выражение.
— Что, Серега?
— Да ребра болят. Недавно броником несколько пуль словил, да и взрывом приложило.
— Вы что тут, до сих пор "зверьков" гоняете?
— Не "зверьков", а зверей. Я чуть попозже тебе расскажу. А пока, Олег, надо серьезно поговорить.
Я его позвал за собой, и, когда выходили из госпитального отсека, Вяткин спросил:
— Товарищ майор, может охрану?
Я чуть затормозил и увидел вопрошающий взгляд Дегтярева, после чего повернулся к Вяткину и сказал:
— Фрол Степанович, этого человека знаю давно. Если он меня предаст, то какой смысл тогда жить?
— Да я так, просто, может, после контузии буянить будет, бывает такое.
— Да ничего, в голову еще раз получит и успокоится.
Олег обиженно засопел.
— Еще неизвестно, кто в голову получит.
Я раздраженно отмахнулся.
— Олег, пойдем, времени мало.
Мы шли по галереям моего бункера, которые были буквально завалены ящиками, мешками, свертками, которые мы натягали из прошлого. Дегтярев с интересом разглядывал ящики с немецкой маркировкой, но вопросы он оставил при себе. Когда зашли в кают-компанию, Чеботаев уже вовсю трескал наваристый украинский борщ, который приготовила моя супруга. В тот момент, когда я переступил порог комнаты, упертый прапорщик, чуть стесняясь, попросил добавки, естественно, ему повторили. Я его прекрасно понимал. Борщ из свежей капусты после консервов и макарон произведет впечатление на любого. Олег шумно втянул воздух носом и ошеломленно глянул на мою жену, которая стояла возле плитки с половником в руках и набирала вторую тарелку.
— Олег, присаживайся, тебе тоже налила.
Я не стал его отвлекать и с жалостью смотрел, как мой исхудавший друг есть борщ, закатывая от удовольствия глаза. Доев порцию, он тоже согласился на добавку, и, пока Светлана повторяла порцию, он повернул ко мне голову и сказал:
— Серега, а вы тут неплохо устроились. Откуда картошку, капусту взяли? А свежая сметана и зеленый лук? У вас что, и коровы есть, и оранжерея? Да и ящики у вас все сплошь с немецкой маркировкой. Что тут происходит и почему вокруг тебя такая возня?