Дотянись до звезды
Шрифт:
— Он не переносит дождя, молний и грома, — сообщила Чарити, увидев, как Берт выпрямился и посмотрел на пса. — Я нашла его щенком на улице во время сильнейшей грозы. Наверное, он потерялся, а может, его просто выгнали на улицу, — отрывисто сказала она.
— Выходит, ты не знала, кобеля или сучку берешь домой, — ворчливо заметил Берт.
Он не сказал ничего особенного, да и вообще держался безупречно, но Черри почему-то обиделась. Видимо, ее раздражало то, что хотя она сноровисто выполняла давно привычную работу, этот человек, впервые в жизни взяв в руки секатор, не отставал от нее ни на шаг. Более того, подумала она, заметив, что
Часа в четыре дня жара резко спала, хотя солнце по-прежнему нещадно палило с неба. Грозовой фронт приблизился вплотную. Они приступили к последней из трех оставшихся грядок, когда разверзлись хляби небесные и сплошной стеной хлынул мутный, холодный дождь в сопровождении ярких вспышек молний и раскатов грома.
— Ну, вот! — услышала она возглас Берта, пытавшегося перекричать шум льющейся воды. — Живо хватаем все это и заносим в дом, пока дождь не погубил.
Чарити хотела ответить, что не уйдет, пока не соберет оставшиеся цветы, но поняла, что Берт прав. Нужно было спасти хотя бы то, что лежало сейчас между грядок. Он подхватил ее корзинку и побежал к дому, и она нехотя поплелась за ним. Они добрались до сушилки, промокшие до нитки, но, благодаря Берту, который своевременно накрыл корзины полиэтиленовой пленкой, цветы не пострадали.
Чарити бросила взгляд на почерневшее небо. Небольшая часть урожая безвозвратно погублена дождем, но, по крайней мере, им удалось спасти основное. «Нам» удалось, горько усмехнулась она, с беспощадной ясностью осознавая, что без помощи Берта все было бы совершенно иначе.
Чарити повернулась, готовая произнести слова благодарности, но при виде странного выражения его глаз не смогла вымолвить ни слова.
— Я промок, — первым прервал он молчание, — и ты тоже. Пойдем в дом, высушимся.
Устало кивнув головой, она направилась к коттеджу, спиной ощущая взгляд последовавшего за ней Берта. Гроза, казалось, не собиралась прекращаться, и струи дождя яростно хлестали в окна.
— Нам обоим нужно срочно принять душ и выпить горячего крепкого кофе, — услышала она сзади его голос. — Ты способна делать хоть что-то? — Он шагнул вплотную и тихо поинтересовался: — А как же то, что осталось в поле?
— Это по преимуществу осенние цветы, — с трудом выговорила она. — Летняя гроза им совершенно не страшна, если, конечно, не разразится ураганный ветер.
— Кто первый идет в душ? — спросил он. Черри, слишком измученная, чтобы думать о таких вещах, вяло пожала плечами. — Раз так, — быстро принял решение Берт, — пойду я, а пока ты будешь мыться, быстренько сделаю омлет или что-нибудь в этом роде. Идет?
По идее, Чарити должна была сказать ему, что не желает его присутствия в своем доме, но у нее не было сил спорить, и кивнув в ответ, она рухнула в первое попавшееся кресло.
Дождь громко барабанил по крыше. С трудом поднявшись на ноги, Черри перебралась в гостиную и чиркнула спичкой, чтобы зажечь дрова, всегда на случай холодов или сырой погоды разложенные в камине. Вид горящего огня всегда успокаивал ее, вселяя чувство комфорта и уверенности. Кости ломило, мышцы ныли. Больше всего ей хотелось прилечь и уснуть.
Вместо этого, однако, надо было идти наверх, потому что Берт уже, наверное, освободил ванную комнату.
6
Морщась
Сразу за садом начинались ярко зеленые грядки, где еще утром пестрели цветы. Настроение у Черри поднялось. Как бы там ни было, катастрофы удалось избежать, и благодарить за это следовало пришедшего на выручку Берта.
Позади нее распахнулась дверь ванной. Чарити опахнуло горячим паром, но она не обернулась, хотя почувствовала, что Берт подошел к ней.
Небо осветилось вспышкой, и через секунду стекло задребезжало от низких раскатов грома. Шум дождя странным образом успокаивал. За окном бушевала стихия, и было приятно ощущать себя в тепле и уюте родного дома.
— Душ свободен, — сообщил Берт.
Чарити обернулась, чтобы сообщить, что положила его мокрую тенниску в сушилку и... замерла.
Всю одежду Берта составляло полотенце, обернутое вокруг бедер. Шелковистые волосы на груди влажно поблескивали, крупные капли, собравшись в ложбинке возле ключицы, тонкими струйками стекали по бронзовой коже. Словно зачарованная, она смотрела на них, не в силах отвести взгляд, и с трудом удерживалась, чтобы не прикоснуться к этим влажным ручейкам.
Очнувшись, Черри поняла, что Берт что-то говорит ей. Она взглянула в его темные, как ночь, глаза, вдруг заметив, какие у него длинные, чуть загнутые кверху ресницы. Ей захотелось... коснуться его!
Она вздрогнула.
— Чарити!.. — услышала она его возглас, а затем он снова повторил ее имя — на этот раз тише и мягче, но все равно — с вызовом.
Но и теперь, словно пребывая в каком-то сомнамбулическом трансе, она не в силах была отвести взгляд от его темных глаз, от бледной кожи над верхней губой...
И вдруг, точно камень, упавший на стекло, тихое ругательство, которое Берт процедил сквозь зубы, разрушило это очарованное молчание.
— Чего ты хочешь, Чарити? — резко спросил он, ловя ее за руку. — Уж не этого ли?
И тут его рот, при виде которого все ее тело охватывало пламенем истомы, опустился на ее губы, целуя свирепо, с необузданной мужской жадностью, от которой зазвенели потаенные струны ее души.
Черри застонала, покоряясь реальности, более походившей на сон. Ощутив его объятия, она коснулась рукой разгоряченной, влажной мужской плоти и ощутила, как по телу его пробежала ответная дрожь. У нее закружилась голова от одной только мысли о том, что они могут прижаться друг к другу, не разделенные такой ненужной, такой лишней в эти мгновения одеждой.
Груди набухли и заныли, — это полузабытое ощущение никогда еще не было таким острым, таким мучительно сладостным, когда хочется кричать, то ли протестуя, то ли требуя большей близости.
Словно услышав этот безмолвный призыв, Берт оторвался от ее губ и шепнул:
— Да! Да!
И Чарити, подняв взгляд, окончательно утонула в его глазах, словно унесенная ветром из этого мира в волшебную страну, где были только они двое.
Руки Берта поймали край ее тенниски, помогая освободиться от ненужной одежды, и она позволила раздеть себя. Онемевшая, ослепшая, оглохшая, охваченная с ног до головы пламенем страсти, она застонала от наслаждения, когда руки Берта стиснули ее тело.