Дотянуться до счастья
Шрифт:
Цальс улыбнулся и, бросив на прощание: «Да уж, понятливый», — скрылся за дверью.
Едва только дверь захлопнулась, как с Альта мгновенно слетело всё его спокойствие. Он рассеянно прошёл в комнату и, плюхнувшись в кресло, взял конверт с материалами. Просмотрел повторно содержимое пакета. И хотя на душе скребли кошки, и было муторно так, что хоть вой, Альт продолжил изучение собранных Цальсом материалов. Работа она и есть работа. Тем более за такие деньги. И чёрт с ней с этой голубоглазкой. Пусть катится к своему Ромео с вертолётом. На век Альта хватит красавиц. Взять хотя бы Хлебникову Маринку. Чем хуже? Да ничем! Всё при ней. До и ниже пояса. На той неделе звонила, спрашивала, почему не заходит. Надо будет зайти. Или позвонить. Или… Да пошли они все! Со своими Ромео! К чёртовой матери!
Альт со злостью кинул в противоположную стену конверт. Тот, ударившись с сильным хлопком о репродукцию «Трёх богатырей», разлетелся на составные части. Репродукция
«Работа, будь она неладна», — устало подумал Альт и принялся размышлять, расслабившись в уютном кресле.
«Что-то в этой истории не так, что-то настораживает. Некая искусственность. Так не бывает. Не бывает, чтобы влюблённый миллионер готов был отдать целый чемодан денег лишь за возможность поговорить со сбежавшей невестой. Не бывает так, чтобы эта сбежавшая невеста, нисколько не таясь, спокойно шаталась бы по городу в поисках подходящих бандитов. Словно ищет „крышу“ от своего женишка. Так не бывает, и быть не может. Тут что-то другое завязано. Кто-то хочет извлечь выгоду из всей этой истории. Некто желает использовать нас с Цальсом для своих целей. Поиметь, так сказать, нас. Вот только кто? Лонго? Может быть. Но у него и своих людей хватает. Да и для чего ему вся эта катавасия? Влюбился в девчонку и теперь хочет её заполучить? Может быть, вполне может быть. А может быть её хочет получить тот самый Ромео? Вдобавок к вертолёту. Что ж, неплохое приложение в виде голубоглазки. Для полного счастья богач готов заплатить целую гору денег за понравившеюся ему девушку. Или не заплатить. Эти новые русские… Они же копейки зря не выбросят. Они же жадные как не знаю кто. И что-то я среди них не встречал влюблённых Ромео. Хоть убей, не встречал. Пальцы веером и бритые затылки встречал, а вот влюблённых романтиков никогда. А может во мне всё это ревность говорит? Нашёптывает своим подлёньким язычком на ушко гадости. Порочит честного Ромео с чемоданом денег и вертолётом. Всё может быть».
Альт тяжело вздохнул, и, поднявшись с кресла, принялся собирать разбросанные по всей комнате фотографии и листки. Собрав и сложив всё обратно в конверт, он прошёл в соседнюю комнату. Большую часть этой комнаты занимала обширная кровать. В углу приютился письменный стол с компьютером. Рядом с компьютером стоял небольшой принтер, сочетавший в себе также свойства сканера и факса. Усевшись в кресло-вертушку, Альт включил компьютер, и пока тот загружал систему, разложил на столе все добытые Цальсом материалы. Наконец комп ожил, и на экране монитора появилась заставка — весёлая рожица непонятной твари. Рожица весело подмигнула, и из динамиков донеслось: «Привет».
Рожица олицетворяла собой Роберта — личного компьютера Альта. Компьютера большего, чем обычная персоналка. Большего, чем просто груда железа. Почти искусственного разума. Если разум может быть искусственным. И если при теперешнем развитии науки можно создать какой бы то ни было разум. И, тем не менее, все действия Роберта: то, как он говорил, как отвечал на вопросы, как оценивал обстановку, вполне походили на действия разумного существа. И хотя Роберт был всего лишь хитроумной программой, созданной Альтом, он мог вполне логично мыслить. И что самое ценное — мог самообучаться. Он постоянно заполнял терабайты своей памяти различной информацией. Алгоритм его программы был построен так, что Роберт был в состоянии отфильтровывать ненужное и оставлять на своих жёстких дисках лишь самое необходимое. На дисках очень дорогих. Стоивших бешеные деньги. Фиброоптика нынче не дешева. Да и всё остальное в Роберте обошлось Альту в огромную сумму. Та персоналка, чей монитор сейчас весело светился перед Альтом, не была, в сущности, Робертом. То есть этот Пентиум, конечно же, находился в локальной сети Роберта и являлся одним из нескольких периферийных компьютеров, подключённых к нему. Подобно тому компьютеру, что располагался в передней панели «Мерседеса». Но не более. Сам Роберт был нечто большее и находился совершенно в другом месте. В нескольких километрах отсюда, в основной квартире Альта на противоположном конце города, спрятанный в специальной комнате-тайнике, о существовании которой знал лишь только Альт. Там, в этом укромном уголке находились внутренности Роберта. Несколько станций «Альфа» — мощных компьютеров, стоивших баснословные деньги, десятки фиброоптических дисков, каждый по несколько сотен гигабайт, различные периферийные устройства, принтеры, сканеры, плоттеры, объединенные единой системой «AIX» — всё это и было Робертом. Суперкомпьютером, созданным собственноручно Альтом. Тот WINDOWS, что сейчас весело подмигивал Альту, не шёл ни в какое сравнение с системой, что
Там же, во внутренностях Роберта, на его фиброоптических дисках оказалась спустя некоторое время и вся информация, что ввёл сейчас Альт. Он кропотливо листок за листком, фотографию за фотографией отсканировал все материалы, полученные от Цальса. Потом, преобразовав полученные файлы в нужный формат, отправил их Роберту. Работа была привычной и заняла у Альта не более получаса. Он всегда поступал подобным образом, храня документы лишь в памяти своего компьютера. Предосторожность не лишняя при его образе жизни.
Закончив с этим, Альт отключил компьютер и, пройдя в туалет, сжёг листок за листком, фотографию за фотографией, все материалы. Всё это он проделал быстро, чётко, без лишних движений. Задержавшись лишь раз. Когда поджигал одно фото. То первое, восемнадцать на двадцать. С портретом голубоглазой Лены. С вздохом, поднеся зажигалку к фотографии, Альт поджёг её и, наблюдая за тем, как языки пламени лижут глянцевую поверхность, подумал: «Что-то я стал через чур сентиментальным. Расчувствовался, распустил нюни. Так нельзя. Кому угодно можно — а мне нельзя. Придётся выкинуть всю эту дурь из головы. Внять голосу разума. А разум говорит: „Сэр, эта девушка не про вас. Забудьте о ней и вспомните о работе“. Что ж, вспомню и займусь, наконец, делом».
Приняв решение, Альт успокоился. Спокойно смыл в унитазе остатки небольшого костра. Не торопясь, закрыл квартиру. Без суеты сел в «восьмёрку» и, заведя двигатель, дав ему прогреться, отправился к месту встречи с Леной.
Путь к дому, где он оставил девушку, Альт проделал, размышляя лишь над тем, как лучше выполнить задание. Задание, которое благодаря воле случая уже наполовину было выполнено. Осталась меньшая и менее трудная часть — доставить Лену к её жениху. Как это лучше сделать, Альт ещё успеет придумать. Времени у него для этого предостаточно. Более двух суток. За такое время всё что угодно можно успеть сделать. Оставались лишь страхи и проблемы самой девушки, но Альт уже не принимал их всерьёз.
«У страха глаза велики. Скорее всего, забила себе голову какой-нибудь ерундой. Решила, что весь мир на неё обрушился, — ведя машину, думал Альт. — Конечно, раньше же у неё проблем, наверное, никогда и не бывало. У золотой медалистки и пай-девочки не может быть проблем. По определению не может. Жила как в сказке. Всё у неё получалось само собой. Только так всё время продолжаться не может. Наступила взрослая жизнь, начались проблемы. Скорее всего, что-нибудь по работе. Запаниковала, забегала, о женихе на некоторое время забыла. Понаслушалась всякого и решила, что помочь ей может только Лонго. Бандиты у нас подчас заменяют закон. Вот она в это и поверила. Да вовремя опомнилась. Вовремя у неё на пути появился я. Что ж придётся помочь девочке. Коли уж обещал. Я думаю, двух суток мне на это хватит. Я ей помогу решить её проблемы, она, сама того не сознавая, поможет мне заработать чемодан денег. Только дело и ничего более. Никаких там эмоций, любви и прочей дребедени. У девочки есть вполне достойный жених, который в состоянии сделать её счастливой. Я же, моя жизнь, моя судьба ей кроме горя и проблем ничего не могут принести. Я волк-одиночка и пай-девочке никак не пара. Семейной жизни мне не видать никогда и незачем даже думать о сближении с такой девушкой».
И это было на сто процентов верно. Весь образ жизни Альта, всё то, чем он занимался, никак не предполагали спокойствия и семейного уюта. Всё что делал Альт, не попадало ни под какие нормы, ни в какие рамки. Ни в рамки закона, ни в общеустановленные правила поведения. Да и кто был Альт? Он и сам твёрдо не знал. Был ли он наёмником, за деньги, за хорошие деньги выполняющим опасные поручения, как то: спасение заложников, уничтожение убийц, тех до которых никак не могут дотянуться руки правосудия? Да был. Как был романтиком и правдоискателем. Человеком, способным встать на защиту слабого. И тут уже и речи не могло быть ни о каких деньгах. Тут уже Альт подчинялся лишь порывам сердца. Как в случае с «Отмороженными». Тогда Альту никто не заказывал этих отбросов человеческого общества, этих отморозков. Этих нелюдей. Этих нелюдей в человеческом обличии. Те, кто убивают детей, не могут называться людьми. Не имеют права. Тогда Альт перебил «Отмороженных» лишь потому, что решил — эти не могут жить на белом свете. Твёрдо решил. Быть может, это и был самосуд, но любой здравомыслящий человек на его месте решил бы точно также. За одним лишь исключением. Любой не мог сделать то же, что мог Альт. Не смог бы перебить этих отморозков лишь голыми руками. Не мог проделать так, чтобы никто ничего не заподозрил. Чтобы все остались при мнении, что это всего лишь обычная бандитская разборка. И уж конечно никаких подозрений на Альта. Никто даже помыслить не мог, что то кровавое побоище, дело рук одного человека. Человека абсолютно постороннего и неизвестного никому.