Доверие

Садовский Михаил Рафаилович

* * *

Вот чистый лист, рука, перо Ну, не такое уж добро, Но первая легла строка, За ней уверенно и просто Спешит вторая и пока Всего-то только Строчек горстка. Но лист теперь уже не тот, Он кандидат на эшафот. Он был листом, Он стал стихом, Он тайною такой влеком, Что задевает всех она Всегда, в любые времена. Он вызывает зависть, гнев, В нем легком вечности посев, Он нерушим, нетленен он В нем малодушье и закон, В нем тонком тысячи карат, Они бессмертием горят. Он вещей огранен рукой, Ему уж не грозит покой, Привычный в кипе на столе, Неповторим он на земле. Вот удивительная

страсть: На лист бумаги строчки класть, Но полно, полно — пробил час! Не место магам среди нас! Поэта хорошо убить, Чтобы потом его любить! Чтоб он соблазна не являл, Чтоб он листом бумаги стал, Не сеял зависть и раздор Решило время этот спор. Так было, есть и будет впредь Поэт обязан умереть, Тогда ему легко простить, Что чудо он умел творить! 1991

* * *

Не делай этого, не делай, Не защищай, не закрывай, Спасенная тобой неделя Иная мука, а не рай. И сожаления избегни, Оно сожжет остаток дней, Испепелит тебя из бездны Геены огненной верней. Мы с жизнью никогда не квиты, Не защищай его, любя, Нет у художника защиты Не от судьбы, а от себя! 1988

Вильям Блейк

Вильям Блейк тачал сапоги Всем от велика до мала, Жил в подвале, но ни одной ноги По нему не ступало. Умер сапожником Вильям Блейк, И о сапога ни слова, Было на свете так десятки лет, Пока он не родился снова. И с тех пор поэтом живет Вильям Блейк Высоко-высоко не в подвале. Жаль, что жизнь так долго берет разбег, Но иначе когда-нибудь будет едва ли. 1988

* * *

Был Пушкин беден, Моцарт нищ, Бах не сводил концы с концами, О, Гении, а сколько тыщ В нужде страдало рядом с нами!.. Увы, Чайковский брал взаймы, Гол гений Мусоргский до нитки. Какие светлые умы Не избежали этой пытки. В долгах барахтался Бальзак, Чтоб успокоиться отчасти, Он вывел формулу, что враг У творчества простое счастье. Но Блейк порой надоедал, Булгаков пропадал завлитом… А сколько б каждый миру дал Кто знает — при желудке сытом!?. Закон: кто миру все отдал, Сам — словно спасся от пожара. Ведь тот, кто Библию писал, И вовсе жил без гонорара! И что ж? Чем дальше — тем страшней, Но от Гомера так, поверьте: Коль труд бессмертен средь людей, Ему цена — одно бессмертье!..

* * *

Про запас зажато в горсти От бесовских перемен Снежный Григ, лесной Чайковский, Шитый бисером Шопен. В суете и круговерти Камертон и строй и лад Хоровые страсти Верди, Веча Мусоргский набат. И когда одни убытки, И бледнеют дух и слог Есть еще распятый Шнитке И Свиридова венок. 1996

* * *

Удачи в ямбе, а в хорее Вся легкость, нежность, чистота, И девушки наверно млеют, На память выучив места, Им посвященные поэтом… Я пел анапестом при этом, Но строй стиха не изменить Потом вам приведу примеры, Не в назиданье; не для веры, Для повторенья, — так и быть. Но о любви стихом не скажешь В нем строй и рифмы — хуже пут, Они всегда в засаде ждут, Иль вовсе числятся в пропаже. Стих — рифмы раб, а рифмы — лгут! От ямба я не отступаю: Успеха жду, авось придет: «Я вас любил» все повторяю И верю, что Поэт не врет. 1991

* * *

Легко изложишь сказку и роман найти слова сумеешь без сомненья но станет все лишь пошлость и обман, коль перескажешь ты стихотворенье. Перетолмачить

душу не берись! Как о любви рассказывать словами? Мельчает вдруг и опадает высь, Что в междометьях высилась над вами. По их ступеням так легко идти, Так радостно тонуть в глубинах взгляда, И ничего произносить не надо. Когда губами губы смог найти! 1995

* * *

Понять попробуй птичье пенье, Отбросив шум и суету, Лишь эти одолев ступени, Подняться сможешь в высоту. Не составляй на славу плана, Сначала ветра суть пойми, И только помни непрестанно, Что все у жизни брал взаймы. Так возвращай долги без спроса, А чувство долга прочь гони, Поскольку в творчестве отбросы Удачам гения сродни. Бессмысленно не пререкайся Судьбу не отвести перстом, Но не пред нею ты склоняйся, А лишь над начатым листом. 1994

* * *

Улетела песня, Улетела песня И уносит радость Тех, кто пел ее. Может быть, кому-то, Кто ее услышит, Передастся радость Тех, кто пел ее? Станет вдвое радость, Потому что с песней Радость тех, кто слышит, Тех, кто пел ее… 1993

* * *

Тексты производи, чтобы процесс Хотя на миг не мог остановиться, Чтобы и ты мучительный прогресс Как некая представил единица. И не страдай, что недооценен, Судьбы зигзаги неисповедимы, И гений современникам смешон Истории потом необходимый. Каменьями нас бьют, так пусть за что Мы сами знаем и гордимся этим, Для нас одно лишь время решето, Века — непонукаемые сети. Но не молчи, так узок этот бег, Так непонятна горная тропинка, Ты на краю всегда, и лист, как снег, И кровь на нем в финале поединка. Ничто не защитит и не спасет, Молчание — не выход, а расплата, Пиши — и среди тысяч или сот Одна строка твоя всплывет когда-то. 1996

* * *

Как страшен до сих пор Везувий, Хоть сотни прожито Помпей, Он выбран среди всех безумий Правдоподобней и тупей. Как символ сбереженный пеплом, Огарок выжженной свечи, Останками, что было телом, Безумно властвуют врачи. Как бы не ведая преграды, Проходит, содрогнувшись, дух, Для тех, кто возродиться рады, Где жизнь и смерть — одно из двух! Все своего не избежали, И не оценено пока Уходят войны рубежами Из биографии на века. И даже по единой строчке Потом легко определить Пусть на оплавленном листочке, Да не могло такого быть. И времена определяют Не по знакомым цифрам дат, А по стихам, что возникают В сердцах вернувшихся солдат. 1994

* * *

Я никогда не верю в это чудо: Что вот перо возьму, и на листе Из ничего, неведомо откуда Возникнут и окликнут строки те. Они меня подхватят без вопроса, Потом затянут в трудный разговор И разместят всего легко и просто, И обнажат смущенье и разор. И доведут до горечи и боли, Все без разбора выскоблят опять, И, удивившись, буду я доволен, Забыв что мне за это отвечать. 1994

* * *

Рукописи рвут с досады И сжигают со стыда, В этом рвении отрады Не бывает никогда. И не слава Герострата Привлекает в этот час, Не страшит увы утрата Тем, что в них частица нас. И людское милосердье Не берется тут в расчет, Мнение кристальной тверди Нас безжалостно сечет. Никакого гонорара Не хватает на искус, Чтобы скрыться от кошмара Не спасает и Иисус. В этот миг одно доступно: Все с начала повторить, Если это все подспудно И нет сил иначе жить. 1993