Доверься мне
Шрифт:
Через полчаса Максим выходит из дома. Он, как и всегда, в черном. И, кажется, смог прийти в себя.
– По машинам, – командует он, и ребята быстро усаживаются в машины. Сам он садится на пассажирское сидение рядом со мной.
– Прости, Колян, – говорит он, когда мы уже выехали за ворота особняка.
– Из пушки стрелять сможешь? – спрашиваю, вспомнив в каком состоянии нашел его в кабинете.
– Да. – Говорит он уверенно, и я киваю.
Мы возвращаемся в особняк Архипа, чтобы убрать всех оставшихся в живых свидетелей. Некоторые ребята из его охраны просят помиловать их в обмен на верную службу. Мы с Максом
Следующая неделя была жаркой. У Архипа было много сторонников. И его смерть много кому была как кость в горле. Поэтому такие вот вылазки «при полном параде» стали привычным делом. До того момента, пока оставшимся в живых не пришлось признать наше физическое превосходство. Это были жаркие дни и кровавые бойни. И никогда раньше слава Князя не гремела так громко и так далеко.
Я видел, как Максим сражается, не боясь лезть под пули, видел, как он убивает, не жалея, всех вчерашних союзников его врага. И я не узнавал его. Много раз мы вот так воевали вместе. Но никогда он не был настолько безумен и не лез так под пули. Никогда раньше он не убивал с таким безразличием и таким остервенением. Победа была вырвана нами у сильных противников. Границы империи Князя стали шире, а авторитет криминального короля теперь никто не решится оспорить. Но, наблюдая за Максимом в те дни, мне казалось, что ему эта победа безразлична. Он, как робот, делал то, что было привычно и помогало на время забыться. И я не узнавал своего друга, которого перестал опьянять вкус победы.
Глава 5. Алиса.
Я пробираюсь по двору, крадучись, почти бесшумно передвигаюсь по вымощенным дорожкам. По дереву забираюсь в окно своей комнаты и, оценив обстановку, понимаю, что тут никого не было. Похоже, что мое отсутствие так и не было никем замечено. Облегченно выдыхаю, снимаю платье и прячу его в коробку под кроватью. Туда же отправляю свои туфли на высоком каблуке, сумочку и пачку сигарет. Быстро смываю косметику и, сменив изящное кружевное белье на комплект простого, хлопкового, укладываюсь в постель. Ночка выдалась долгая, и я быстро засыпаю.
Утром меня будит чей-то крик. Я подскакиваю в кровати, понимая, что этот крик мне не приснился. По дому слышны шаги, беготня и какая-то возня.
Беспокойство в раз охватывает меня, чувствую, что случилось что-то плохое. Натягиваю домашний халат и выбегаю из комнаты. Крик повторяется, и я бегу на него, как на маяк. Добегаю до спальни папы. Не сразу понимаю, что не так с картиной, которая открывается моему взору, но, когда приходит осознание, я сползаю по стеночке, не в силах проронить и слова.
Отец лежит на постели, широко расставив руки, а мачеха склонилась над ним и громко уродливо рыдает. Она не стесняется слуг, которые прибежали на ее вопль, как и я, рыдает, не скрывая эмоций.
Отчего-то первая мысль, которая приходит в голову, о том, как она сейчас уродливо выглядит. И только потом приходит понимание, что папа не дышит. Его глаза открыты и в них нет жизни. Я, словно в замедленной съемке какого-то страшного кино, наблюдаю за суетой вокруг, а потом, как в тумане, вижу мужчину во врачебном халате, который склонился над отцом и проверяет пульс. Он что-то говорит моей мачехе, но я не слышу его.
Я и так знаю,
Папы больше нет.
Он больше никогда не станет отчитывать меня за непослушание.
Никогда он не войдет в мою комнату, чтобы пожелать спокойной ночи.
Его больше нет.
Словно в тумане, смотрю, как его тело выносят на носилках. Отчего-то мне не хочется бежать за этими людьми с истошными воплями. Хочется закричать. Громко, дико. Но я сдерживаю себя. И этот вопль так и оседает в горле комом, который я не могу проглотить.
На трясущихся ногах плетусь назад в свою комнату и падаю на кровать. Мне так больно и страшно, но отчего-то слез нет. Это ощущается как удар, который слишком внезапный и ужасный, чтобы я могла принять его. Теперь у меня никого не осталось.
Но осознание этого факта не вызывает слез, оно рвет душу на части. Хочется выть и стонать, но на деле я лежу безвольной куклой в постели. И только через какое-то время с трудом мне удается подобрать к груди колени и повернуться на бок, свернувшись калачиком.
Я не помню, как умерла мама. Была слишком маленькой, чтобы запомнить. Но отсутствие рядом материнского тепла ощущала всегда, сколько помню себя.
Вспомнила, как папа отчитывал меня за то, что поздно вернулась после вечеринки. И подумала о том, что больше никогда он меня за это не станет ругать. И от этой мысли слезы брызнули из глаз. Почему-то именно это воспоминание стало толчком к выплеску эмоций. Сейчас я осознала, что так он проявлял свою заботу, потому что любил. А ведь раньше я не ценила этого, считая его заботу чем-то обыденным. И вот теперь, когда его не стало, мысль, что больше некому обо мне позаботиться, отозвалась болью потери.
Я накрылась одеялом с головой, стараясь отгородиться от ужасных новостей. Словно в домике, я по-детски наивно представляла себе, что весь этот кошмар мне просто приснился. Но реальность от этого не менялась. Зарывшись лицом в подушку, я горько заплакала, вымещая в нее всю боль и отчаяние.
* * *
Прошел год
– Не смей закрываться от меня, мерзавка,– кричит Анастасия в мою дверь, с силой ударяя по ней кулаком.
С тех пор, как умер отец, и моя мачеха стала владелицей всего, что у него было, она относилась ко мне как к балласту, при каждом удобном случае подчеркивая то, как ей непросто заботиться обо мне. Она решает за меня абсолютно все – что мне делать, какие книги читать, чем увлекаться… Я уже не говорю о встречах с парнями. Все, что касается мужского пола, под запретом для меня. Она контролирует каждый мой шаг и даже дошла до того, что пару раз взламывала мои странички в соцсетях.
Меня бесит это ее отношение ко мне, и терпеть это всю жизнь я не намерена. Да и не станет она заботиться обо мне так долго. По условиям папиного завещания она обязана это делать только до достижения мной двадцати шести лет. А значит, к этой дате я должна получить образование, и научиться зарабатывать на жизнь.
Но пока этого не произошло, наши стычки с Анастасией стали практически ежедневными. И каждый раз все заканчивалось моим побегом в мою комнату, а она все стояла под дверью, продолжая барабанить и выкрикивать оскорбления в мой адрес.