Доверься мне

Мак Бекка

— Но это будет вечер пятницы, так что если ты… занят, то я совершенно… — ее рот закрывается, когда я нажимаю кнопку «купить».

Улыбаясь, я касаюсь ее носа.

— Это свидание, коротышка. Теперь выпей еще пива и расскажи мне, где в Онтарио ты провела свое детство.

Оливия прижимается ко мне с тоскливым вздохом.

— Я из Мускоки.

— А, край деревушек, — я смотрю на горизонт. — Неудивительно, что ты здесь уснула.

— У нас нет гор, но это… вау, — она будто застревает где-то далеко в мечтах, с восхищением

смотря на небо. — Я впервые вижу настолько много звезд, совсем как дома.

— Как ты оказалась в этих краях?

Она опускает пиво, покачивается из стороны в сторону, и ее лицо загорается, будто она готовится рассказать мне свою любимую историю.

— Итак, мой старший брат, у нас разница в четыре года, — она дотрагивается до моей руки, — приехал сюда учиться и решил, что больше никогда не вернется домой. Когда я окончила школу, я приехала сюда провести лето с ним и его девушкой — она была беременна, хотя изначально это был просто перепихон на одну ночь. Теперь они женаты, — она пожимает плечами и раскидывает руки. — Ну там, настоящая любовь, все вот эти сказки. В любом случае, не суть.

Я могу слушать ее весь день.

— Я приехала сюда, и, честно говоря, влюбилась. Абсолютно во всё. Я два месяца ходила в походы, исследовала местность, и мне не хотелось уезжать. В сентябре я уже собиралась в Торонто, но Кристин, моя невестка, она потрясающая, работала в местном университете, подергала за нужные ниточки и помогла подать документы в приемную комиссию. По счастливой случайности за день до этого кто-то забрал документы, и я поступила. На следующий день я прилетела домой, собрала вещи и через три дня приехала сюда с папой. Мое соседкой по комнате стала Кара, так все и началось. Обратной дороги не было. Она бы не позволила мне уехать.

Я смеюсь и беру ее руку, прижимаю наши ладони. Они так сильно отличаются в размерах…

— Я представляю, как Кара сядет на ближайший рейс. Она притащит тебя сюда за волосы, если ты попытаешься ее бросить.

Оливия морщит нос, хихикнув.

— Мама несколько раз пыталась. Она до сих пор притворяется, что злится на меня за то, что я уехала. Мне было семнадцать, и я была тихим домашним ребенком. Мысль о переезде в Торонто для учебы и о том, что родители будут далеко, приводила меня в ужас. А тут я внезапно собираю вещи и переезжаю на другой конец страны.

Она берет меня за руку. Не знаю почему она так оживляется, когда рассказывает историю, но мне это нравится. Она будто расслабляется, чему я безусловно рад.

— Мама отказалась прощаться, когда мы уезжали, не посмотрела на меня, не обнимала, ничего. Но потом она бежала за машиной по улице, крича отцу, чтобы он остановился. Она рыдала в моих объятиях двадцать семь минут, прежде чем отпустила меня. Папа засекал.

Я корчу рожицу, которая заставляет ее хихикать еще сильнее.

— Очень похоже на мою маму. Они никогда не должны встретиться. Нельзя помещать двух сумасшедших мам в одну комнату.

— Сумасшедшие мамы — самые лучшие.

Я вздыхаю.

— Никто никогда не будет любить тебя так,

как сумасшедшая мама. — Или поддерживающий отец. Знаете, такой «я твой самый большой фанат». У меня был такой, и мне его не хватает.

Полтора часа спустя пиво закончилось, и Оливия что-то радостно мычит рядом со мной, на ее лице постоянная едва заметная улыбка.

— Кажется, вечеринка закончилась, — пробормотал я после того, как какое-то время хлопали дверцы машин, и друзья перекрикивались между собой прежде, чем рассесться по такси.

Оливия делает длинный выдох и кладет голову мне на колени. Я без лишних мыслей запускаю пальцы в ее волосы. Они мягкие, шелковистые и очень густые. Я накручиваю один локон на указательный палец и стараюсь не думать о том, каково это — намотать их все на кулак, пока я зарываюсь в другую часть ее тела.

Я стараюсь не думать об этом, но я мужчина, а она — чертовски красивая женщина.

— Я не хотела тебя сюда затаскивать, — говорит она мне.

Я улыбаюсь ей, испытывая сильнейшее искушение наклониться к ней, просунуть язык в ее рот, попробовать ее на вкус еще раз.

— Это лучший способ встретить новый год.

— Я не готова уходить, — признается она, зевая и потягиваясь.

Потрясающе, потому что я не готов смотреть, как она уходит.

— Тогда не надо. Оставайся на ночь.

Оливия без колебаний вскидывает руку вверх и щипает меня за первый кусочек моего тела, до которого она может дотянуться своими грязными маленькими пальчиками. Этим кусочком оказывается мой сосок.

— Ай, хулиганка, — я закрываю ладонью свой пострадавший сосок. Оливия ни капли не сожалеет, поэтому очень скоро я нападаю на нее, щекочу ее, пока она визжит от смеха, который переходит в хрип. Она извивается на моих коленях и умоляет меня остановиться, слезы вот-вот потекут по ее щекам. Я держу ее запястья над головой и опускаю свое лицо, пока кончики наших носов не соприкасаются.

— Никаких щипаний, — шепчу я.

Я успею лишь подумать, что хочу сделать это, как она наклоняет свой подбородок и соприкасается с моими губами. Едва. Только прикасается. Но этого достаточно, чтобы по позвоночнику пробежали мурашки от возбуждения, и я вспоминаю, как сильно мне нравится её целовать. Как она отличается от всех остальных женщин, которые были до.

Я притягиваю ее к себе, наблюдая, как одеяло сползает к ее ногам, когда она поправляет платье на бедрах и дрожит. Я беру ее за руку и веду ее в спальню, закрывая за нами дверь лоджии.

— Представь, что это вечер с подругой. Мы посмотрим фильм, и ты можешь уснуть в моей кровати. Я лягу на другую.

Я тяну ее к кровати с балдахином, наслаждаясь тем, как она шаркает ногами, идя за мной, делает вид, что ей все равно.

— Давай, Олли, — я похлопываю по матрасу. — Попробуй.

Ее широко раскрытые глаза прыгают между мной и кроватью. Я тянусь к ней и прижимаю ее ладони к матрасу, накрываю ее руки своими.

Мои губы касаются ее уха.

— Это «Гипнос». Опра спит на таком.