Доверься мне

Мак Бекка

Мне нравится наша разница в росте. Мне нравится, что я могу подкинуть ее, как куколку, или держать что-то вне ее досягаемости, просто чтобы позлить ее, чтобы она прижалась к моей груди, пока пытается допрыгнуть до нее. Мне нравится эта крошечная женщина с необъятным характером, который иногда кажется слишком большим для ее тела, и мне чертовски нравится окутывать ее всю собой.

Но сейчас я чувствую себя намного больше ее, а я этого не хочу. Я хочу быть с ней на одном уровне, где мы и должны быть. Поэтому я сажусь на край кровати и усаживаю ее рядом с собой.

— Этот саботаж и недоверие друг к другу не сработает,

Олли. Не у нас. У нас обоих есть страхи, и единственный способ справиться с ними — это посмотреть в них вместе. Потому что не ты одна боишься, и думаю, что самое важное тут, это то, что ты думаешь, что должна справиться с ними одна, но это не так. Поэтому ты обязана признать, что тебе страшно, и рассказать мне почему, пока я держу тебя за руку. А потом я расскажу тебе, почему страшно мне, и мы преодолеем это вместе, — я тянусь к ее руке. — Понимаешь?

Ее грудь поднимается и опускается, когда она смотрит на мою руку, и через мгновение вкладывает в нее свою. Когда она поднимает на меня взгляд, в ее глазах видна нерешительность, опасение, и я вижу, как нелегко ей это дается. Когда она открывает рот, тихий, отчаянный плач скрадывает ее слова, и я наблюдаю, стены ее самообладания начинают падать словно вода в водопаде.

Оливия медленно и болезненно плачет, но в какой-то степени, это выглядит прекрасно. Ее полные губы почти незаметно дрожат, а цвет глаз меняется, переходя в более мягкий оттенок с примесью мшистой зелени и мерцающего золота. Она держится так долго, как только может, а я смотрю, как эти слезы переливаются через край ее глазниц и беззвучно стекают по ее розовым щекам. Есть странная, садистская часть меня, которой они нравятся. Ведь я понимаю, эти слезы означают, что Оливия действительно заботится обо мне, что мысль о том, что мы снова пойдем разными путями, для нее так же болезненна, как и для меня.

Но по большей части я ненавижу эти слезы. Я не хочу быть темным облаком, которое нависает над ней. Я хочу быть светом, который освещает тьму и уменьшает все ее страхи.

— Не плачь, красавица.

— Прости, — она задыхается, проводит рукой по щекам, отворачивая лицо.

— Эй, — подцепив пальцем ее подбородок, я поворачиваю ее лицо к себе. — Твои слезы — это не слабость, так что перестань пытаться их скрывать. Не извиняйся за то, что показываешь мне свои чувства. Быть уязвимыми друг с другом — это то, как мы учимся быть лучшими партнерами. Когда ты показываешь мне, в какой любви ты нуждаешься, я учусь ее тебе давать.

Ее слезный взгляд меняется на слове из пяти букв, что непреднамеренно вылетает из моего рта, и моя грудь как кулак сжимается. Я смущен и лишь привыкаю к слову из пяти букв, которые появились из ниоткуда, но так легко обосновались во мне и вокруг, чего я никак не ожидал.

— Я не знаю, как просить о помощи, — признается Оливия. — Я притворялась, что все в порядке, пыталась быть идеальной для тебя, потому что ты так идеален со мной, а если у меня не выходит, если некоторые вещи все еще пугают меня… — она зажмуривает глаза. — Зачем тебе оставаться, если это так тяжело?

— Прошла одна неделя, Оливия. Твои страхи не исчезнут в одно мгновенье. Теперь я понимаю, что так не бывает. Это то, над чем нам нужно работать, через что нам расти вместе, — я заправляю ее волосы ей за ухо. — Будь нежнее к себе.

С уверенностью заявлю, что быть к себе нежнее —

это совсем не то, что она привыкла делать.

— Я боюсь, Картер. Мне страшно, что я твой пробный вариант. Ты всю свою карьеру в НХЛ делал совсем другое, и я должна поверить в то, что я — женщина, которая появилась из ниоткуда и из-за которой ты вдруг захотел того, чего ты никогда не хотел раньше? — она мотает головой. — Не думаю, что когда-либо была самоуверенна настолько. Я даже не могу отпустить ту статью. Слова повторяются в моей голове, я размышляю, достаточно ли меня, а потом я вижу всех женщин, которые так хотят тебя, некоторых из тех, кто уже был с тобой, и я ненавижу… — она опускает лицо, ее плечи сжимаются, она дрожит, плачет, руки сжимаются в кулаки. — Я ненавижу, когда смотрю на них и чувствую, что меня недостаточно, что я не дотягиваю.

— Олли, — я притягиваю ее к себе на колени, и она прижимается ко мне, плачет, уткнувшись лицом в мою шею. Моя рука движется по ее спине, а грудь болит от боли, которую я чувствую так редко, от которой я такой беспомощный. Прижавшись губами к ее уху, я шепчу: — Тебя достаточно, Олли. Настолько достаточно, что ты наполняешь меня всего. И не думаю, что сравнение себя с другими хоть что-то говорит о твоей уверенности. Это естественно. Я думаю, важнее показать, что мы значим друг для друга, и быть уверенными в том, что у нас есть. Вот откуда берется это чувство «достаточности».

Мягко отодвигая ее назад, я обнимаю руками ее лицо, и провожу большими пальцами под глазами, ловя слезы.

— Мое сердце выбирает тебя, потому что ты смелая и яростная. Ты саркастична и знаешь, как ответить мне, и мне нравятся эти проявления твоей уверенности. Но я также люблю, когда ты показываешь мне свою чувствительную сторону, и мне нравится, что ты думаешь, что отлично ее скрываешь, когда у тебя все написано на лице.

Она хихикает и икает, вытирает глаза тыльной стороной запястья, размазывая тушь, и, черт возьми, каким-то образом становится похожа на енота.

— Возможно, ты сомневалась над тем, впускать ли меня сюда… — я стучу пальцем по области ее сердца, — но ты это сделала, ты впустила меня в свою жизнь, когда я достаточно вежливо попросил. Потому что ты посчитала, что я заслуживаю шанса хотя бы для того, чтобы доказать, что во мне есть нечто большее, чем мой образ в СМИ. Ты без колебаний приняла моих друзей, стала их другом, а это очень многое для меня значит. Я все время улыбаюсь, когда думаю о тебе, и образ тебя, когда ты морщишь нос, смеясь надо мной, выгравирован в моей памяти. Ты вернулась ко мне, даже когда тебе было страшно, даже когда у тебя был миллион веских причин этого не делать. И вот даже сейчас ты здесь, общаешься со мной, не смотря на то, что это тяжело.

Я прижимаю нежный поцелуй к ее губам.

— У тебя большое сердце, Олли, а с большим сердцем приходят большие эмоции. Некоторые из них — страхи, неуверенность, и это нормально.

— Но ты ничего не боишься, — шепчет она.

Тихий смешок вырывается наружу.

— Ты думаешь, я не боюсь? Еще как. Боже, я напуган до чертиков.

— Чего ты боишься?

— Я боюсь, что это всё, что вся ты — только моя. И хотя это пугает, для меня нет ничего страшнее мысли о том, что я не смогу удержать тебя, что однажды ты можешь уйти, и мне придется отпустить тебя, потому что я хочу, чтобы ты была счастлива.