Доверься судьбе
Шрифт:
— Как и любому, кто плохо знает Олимпию. Ее верность мне поистине безгранична. Она ни разу не попрекнула меня былыми ошибками. Для Олимпии брачные обеты священны.
Тем более что ей все равно не приходится страдать от нищеты, мелькнула в голове Клэр недобрая мысль.
— Должно быть, вы ее очень любите, — пробормотала она.
— Очень, — подтвердил Яннис. — Она для меня — все.
До сих пор Клэр никому не завидовала. Однако теперь ее пронзила острая зависть. Ей ни за что не дождаться от Маркоса таких слов!
Когда
Вечер тянулся томительно долго. Олимпия взирала на невестку с откровенной враждебностью. Маркос угрюмо молчал. Клэр старательно делала вид, что все в порядке, но время от времени ловила на себе задумчивые взгляды Софии. Одна Элеана была весела и оживленна.
— Завтра, — щебетала она, — Спиро везет меня знакомиться со своей бабушкой. С первого взгляда я ей, конечно, не понравлюсь, но быстро сумею завоевать ее сердце.
Клэр в этом ничуть не сомневалась. Младшая сестричка Маркоса и впрямь способна была растопить лед в любом сердце. Со Спиро, например, она явно преуспела, несмотря на все его слабое сопротивление.
К полуночи молодая женщина почувствовала, что не в силах больше терпеть эту пытку. София сочувственно покачала головой, когда она поднялась и сказала, что хочет лечь.
— Да-да, детка. Тебе надо побольше отдыхать.
— Я скоро приду. — Голос Маркоса звучал ровно и невыразительно, но на слух Клэр все равно был исполнен зловещей угрозы.
Она в два счета разобрала постель и улеглась, сама не своя от напряжения. Уснуть, разумеется, было невозможно. Лишь услышав скрип открывающейся двери, она закрыла глаза и уткнулась лицом в подушку, мучительно прислушиваясь к каждому шороху.
Однако обмануть Маркоса ей не удалось.
— Нам надо поговорить, — заявил он, улегшись в постель.
Клэр бросила притворство.
— Нам не о чем говорить. Если бы не ребенок, меня бы тут уже не было.
Он раздраженно выдохнул.
— Все это зашло слишком далеко! Послушай, ну какие у тебя доказательства? На чем основаны все твои обвинения?
— Доказательства? — Клэр смерила мужа убийственным взглядом. — Да ты сам все признал!
Маркос приподнялся на локте. Глаза его гневно сверкали.
— Я ничего не признавал!
— Но и не отрицал.
— А ты бы мне поверила, если бы я стал отрицать?
Клэр растерялась. Не зная, что сказать, она мучительно вглядывалась в смуглое лицо мужа, ища ответа на все свои сомнения, но не находила его.
— Если ты был не с Сабриной, — наконец спросила она, — то где или с кем?
Лицо его неуловимо изменилось.
— Гулял в саду.
— Два
— Если меня не было целых два часа, значит, именно столько.
— И ты думаешь, я поверю?
Несколько невыносимо долгих мгновений он испытующе глядел на нее. Мускулы его лица так напряглись, что оно превратилось в застывшую каменную маску. А когда он вновь заговорил, голос его был бесстрастен и холоден.
— Если ты все еще сомневаешься, значит, нам и впрямь не о чем говорить.
Он отвернулся лицом к стене. Клэр с трудом удалось не расплакаться. Уверенность в своей правоте, что давала ей силы держаться, вдруг дала трещину. Нет, мысленно уверяла она себя, даже если бы Ангелос Попандопулос ничего и не говорил, сама Сабрина недвусмысленно намекнула, что за отношения связывают ее с Маркосом.
На следующее утро осмотр врача лишь подтвердил то, в чем Клэр и так нисколько не сомневалась: она беременна. Возвращаясь из клиники в обществе мрачного, молчаливого мужа, молодая женщина с тоской представляла, что за безрадостное будущее ее ждет.
Время от времени она тайком поглядывала на словно высеченный из гранита профиль Маркоса, отчетливо вырисовывающийся на фоне свинцового неба. Ах, если бы только знать, что творится в его темноволосой голове! Ведь даже если она добьется от него обещания никогда больше не видеться с Сабриной, можно ли верить его словам?
— У меня завтра дела в Афинах, — отрывисто сообщил он через несколько минут езды. — Уеду после ланча.
Клэр промолчала, погружаясь в беспросветные бездны отчаяния. Маркос упрямо выпятил подбородок.
— Надеюсь, к моему возвращению ты успеешь прийти в более благоприятное расположение духа.
— Благоприятное для чего? — с горькой усмешкой поинтересовалась Клэр. — Для новой лжи?
На этот раз промолчал Маркос. Костяшки его пальцев, вжимающие руль автомобиля, побелели от напряжения. Внезапно Клэр почувствовала себя больной и разбитой. Ну и какие у нее доказательства его неверности? Голословные утверждения какого-то проходимца с сомнительной репутацией и женщины, которая ее ненавидит? Тем более что та не утверждала ничего наверняка, отделываясь лишь искусными намеками.
— Прости, — севшим голосом сказала Клэр. — По-моему, у меня развивается паранойя.
Маркос ответил не сразу, при этом лицо его оставалось все таким же замкнутым и отчужденным.
— Хочешь сказать, будто поверила моим словам?
Клэр грустно вздохнула, стараясь заглушить голос тайных сомнений.
— Да.
Маркос на это ничего не ответил, и атмосфера в машине так и осталась тяжелой. Клэр откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Боже, как она несчастна!
Маркос уехал сразу после ланча, на прощание обняв и даже поцеловав жену. Но как же не походило это напряженное, скованное объятие на прежнюю близость.