"Доверяйся своим парусам…"
Шрифт:
Десять лет Шварцман и его коллеги проводили наблюдения на шестиметровом телескопе. Десятки, сотни подозрительных звездочек были обследованы на предмет обнаружения быстрой переменности блеска. В научных журналах регулярно появлялись статьи, подписанные Шварцманом и его сотрудниками. В резюме каждой статьи можно было прочитать: отнаблюдали такие-то объекты, получены верхние пределы изменений яркости. Иными словами – ничего обнаружить не удалось. Если "ореолы вокруг черных дыр" и существуют, они оказались ниже чувствительности аппаратуры.
Отрицательный результат в науке – тоже результат.
* * *
На самом деле все обстоит как раз наоборот.
Средства способны дискредитировать любую цель.
В.Шварцман, из дневника.
Шварцман не был в науке фанатиком и уж, тем более, маньяком. МАНИЯ была красивым словом, говорившим скорее о романтизме исследователей, чем о маниакальной приверженности каким бы то ни было научным догмам.
На горе, на природе хорошо думается и многое придумывается – если, конечно, душу не терзают мысли о том, что опять не получается… не надо было этим заниматься… не по тому пути пошел… не удалась научная жизнь… не удалась жизнь вообще…
К каким мыслям может прийти человек, склонный к депрессиям?..
Когда время от времени, два-три раза в год, Шварцман приезжал в Москву, коллеги удивлялись его неистовой энергии, удивительной работоспособности, оптимизму. Каждый день его пребывания в столице был расписан по минутам, Викторий выступал на семинарах, дискутировал с коллегами из ГАИШа, ИКИ, ФИАНа, ездил к старым знакомым и поражал всех новыми идеями, планами, уверенностью в себе.
Видимой уверенностью. Потом, уже после смерти Виктория, друзья говорили: да, у него были приступы депрессии, но кто же мог подумать… да, он, бывало, говорил о желании уйти, но кто принимал эти слова всерьез?..
И действительно: разве каждый из нас не попадает время от времени в ситуацию, из которой, кажется, нет выхода? Разве не у каждого (ну хорошо, не у каждого – у многих) бывают периоды депрессии? Разве Шварцман не знал, что он подвержен этим приступам? Знал. Все понимал – более чем кто бы то ни было.
Из воспоминаний Юрия Фрейдина, врача-психиатра:
"Витя, действительно, погиб от депрессии. Наблюдая ход его болезни в течение полутора десятков лет, я видел, как депрессивные приступы все меньше поддавались лекарственному воздействию… Сон оставался хрупким, сохранялись периодические колебания настроения и работоспособности. Все это было бы терпимо, если бы обстоятельства, да и сам склад Витиной личности не требовали от него постоянной жизни на верхнем пределе творческих возможностей плюс непременных занятий тем, к чему у него не было подлинной внутренней склонности".
И дальше:
"Дело осложнялось тем, что постепенно переставали действовать лекарства. Витя, с его педантичностью и обстоятельностью, читал
И все-таки он погиб не от этого. Погиб, не найдя иного способа разрешить противоречие между депрессией с ее неизбежными спутниками — падением творческой активности и работоспособности, и теми требованиями, которые он жестко предъявлял к себе, которым, как стало ему казаться, он уже не удовлетворяет и удовлетворять не сможет. Болезненно обострились не только чувство ответственности, но и чувство вины. Показалось, что никакого иного выхода нет"…
* * *
В.Шварцман, из дневника.
Разные мысли приходят, когда живешь на горе и каждую ночь видишь, как разверзается само мироздание, как звезды – видимые и невидимые, на небе и в твоей душе – становятся все ярче, стремительнее…
Рассуждая о сути вещей, Шварцман пришел к мысли о том, что познание внешнего мира – задача куда более простая, чем познание внутреннего мира, познание духовной сущности человека. Что такое технология, что означают научные революции, ведут ли они действительно к познанию той истины, ради которой, возможно, и существует на Земле человек? Нет. Придет время, и люди поймут, что наука и технологии – внешняя мишура. Люди поймут, что заблуждались, и займутся своей душой.
Может быть, останься Викторий в живых, он бы пришел к восприятию Бога – ведь немало ученых на закате или на вершине жизни начинали верить в Сверхразум, в Божественное, в Высшую духовность. Это не мешало их научной деятельности, не создавало в душе раздвоенности. Может, и Шварцман пошел бы по этому пути?
Не успел.
Из воспоминаний Бориса Штивельмана:
"Нормальный человек, — утверждал Вика, — не только не способен найти истину, но, в сущности, и не интересуется ею. Это не плохо и не хорошо — так устроена человеческая психика. Дело нормального человека — вера, любовь, ненависть, красота, страх. Лишь малая горстка чудаков, мутантов, клинически больных людей считает выяснение истины, объективность своим главным делом. Их множество не совпадает с множеством ученых — в лучшем случае пересекается с ним. Ими разработан нудный аппарат верификации, который и породил современную науку!"