Довод Королей
Шрифт:
Выслушав, что Дариоло должна немедленно явиться к матери, юноша лишь коротко кивнул головой:
– Мы сейчас будем.
– Но сигнора хотела видеть только дочь.
– Придется ей увидеть и сына.
Ампаро удалилась, шаркая по чисто выметенной дорожке. Юноша вскочил, по-кошачьи потянулся и подмигнул побледневшей сестре.
– Не бойся, малявка. Я с тобой.
– Там будет Дафна.
– Будет. Куда же без нее, ну да не съест она нас. Кончилось ее время.
– Ты так думаешь?
– Думать тут нечего, тут драться надо, – Рафаэль коснулся ножа на поясе, с которым никогда
– Рито... Но ты не... Ты...
– Дарита, я хочу ее убить, и давно, но я понимаю, что можно и что нельзя. Ее нужно поставить на место раз и навсегда. Пусть молится, хоть лоб расшибет, но в наши дела не лезет. Если матери нравится с ней носиться, бога ради, но тебя я ей не отдам. Да ты и сама не хочешь.
– Не хочу, – прошептала девушка, – я ее боюсь...
– Нашла чего бояться. Тухлую камбалу... Идем, и выше хвост!
Брат и сестра не медленно, но и не быстро пошли по узкой тропинке. Даро крепилась, но Рито видел, как ей страшно, и взял сестру за руку. А потом внезапно подпрыгнул, наклонил цветущую ветку и, оторвав гроздь бледно-розовых цветов, умело вплел в густые черные волосы.
– Вот так. Во-первых, тебе идет, а во-вторых, пусть видят, что ты живая и хочешь жить!
Он был прав. Две пары глаз – огромные материнские и маленькие, по выразительности соперничающие с сушеным горохом, – вперились в благоухающую гроздь. Но герцогиня начала разговор с другого:
– Рафаэль, я не звала вас.
– Я знаю, – юноша прямо и спокойно взглянул матери в глаза, – но я не уйду. Мой долг защищать сестру.
– От матери и наставницы?
– Да, насколько мне известно, других врагов у нее нет.
– Вы забываетесь, Рафаэль!
– Нет, просто я называю кошку кошкой, а камбалу камбалой...
Бледное лицо герцогини побелело еще больше, она сжимала и разжимала затянутые в перчатки руки, не находя слов, и в дело вступила Дафна.
– Вы и вправду забылись, молодой сигнор, – голос у нее был густой, низкий. Отнюдь не женский и, с точки зрения Рито, неимоверно противный, – немедленно покиньте нас и молите Господа, чтобы он отпустил вам ваши грехи.
– Людям я не делал зла, сигнора. В отличие от вас, так что если Господь благ и мудр, он меня не осудит, а если нет, то моли не моли...
Бланкиссима испустила нечто среднее между шипением и рычанием.
– Хватит! Вы слишком долго испытывали мое терпение и терпение святой. Сейчас вы ответите за свою дерзость.
– Да ну? – поднял бровь Рафаэль, но, заметив, что Дафна приподнимается, резко шагнул вбок, прикрывая собой дрожащую Даро.
– Сын мой, – в голосе герцогини послышалось волнение, она явно знала, что произойдет, и, может быть, впервые в жизни обнаружила материнские чувства, – сын мой, прошу вас уйти. Вашей сестре здесь не может ничего грозить.
– Благодарю, матушка. Но я не уйду. Хотя бы для того, чтобы вы убедились. Дафна, – он невольно поморщился, произнося ненавистное имя, – ничего никому не сделает. Ни мне, ни Даро, ни вам... Она врет, она всегда врала.
Рафаэль был несправедлив. Бланкиссима умела многое, и она решила пустить свое знание в ход, чтобы раз и навсегда проучить дерзкого юнца и закрепить свое положение. Толстые губы шевельнулись,
Рафаэлю стало безумно, отчаянно страшно. Но он был мирийцем, он был сыном герцога, он был байланте, и он защищал сестру. Страх сменился яростью, рука, спеленутая незримыми путами, рванулась к ножу. Видимо, нити были не очень прочными, а рывок для Дафны оказался сущей неожиданностью. Рито даже показалось, что он слышит противный звук рвущейся паутины. Знакомая рукоятка словно бы сама прыгнула ему в ладонь. Не задумываясь, что он делает, юноша с силой рубанул перед собою воздух и с облегчением понял, что атэвская сталь рассекла незримые нити не хуже, чем обычную пряжу. Он еще раз рассек пустоту, на сей раз крест накрест, и понял, что освободился.
Дафна смотрела на него, выпучив глаза, в которых застыло нечто похожее на удивление. Сам не понимая, что делает, Рито шагнул вперед и занес нож, но не ударил. Не успел. Между ним и бланкиссимой бросилась мать. И Рафаэль Кэрна опустил нож.
– Сын мой...
– К несчастью. Не бойтесь, я ее не убью, хотя следовало бы. Но чтоб ноги ее здесь больше не было. Идем, Даро!
2885 год от В.И.
28-й день месяца Агнца.
Арция. Тар-Игона
Известий от Рауля не было, и Агнеса пребывала в весьма раздраженном состоянии, срывая свое настроение на всех, кто попадался ей под руку. Годы изгнания ифранке на пользу не пошли, она стала еще более мужеподобной и злой. Агнеса Саррижская принадлежала к тем натурам, которые ради короткого торжества способны загубить великое дело. Если б не навязанные ей Раулем няньки с мечами и копьями, она наверняка бы взялась за старое, но Король Королей не шутил, а Агнеса, хоть и тряслась от ненависти, была вынуждена считаться с союзником. На то, чтоб уразуметь: без Рауля ей сейчас не обойтись, – ее хватило. Но ре Фло молчал, а щенки Тагэре навязчиво маячили перед глазами. Королева второй день была вынуждена смотреть на синее знамя с серебряными нарциссами, развевавшееся над укрепленным лагерем Филиппа.
Уходя, Рауль строго-настрого велел не ввязываться в сражение до того, как он подаст знак. Их дело – встать лагерем и ждать, пока он зайдет Тагэре с тыла. Если Филипп окажется настолько глуп и самонадеян, что нападет первым, его следует надлежащим образом встретить, но это вряд ли... Сын Шарля не самоубийца, чтобы с тремя, от силы четырьмя тысячами бросаться на в несколько раз превосходящую армию. Скорее всего, он будет ждать нападения, возможно, пытаться выманить войска Лумэнов из лагеря и заставить штурмовать свои укрепления, чего нельзя допустить ни в коем случае.