Дождливое лето
Шрифт:
Из всего этого можно заключить, что Федор Иванович Головин интереснейший персонаж для психологической драмы, — это ведь страшно, когда не знаешь дела, которым обязан заниматься изо дня в день! Но случай с ним любопытен еще и тем, что показывает, как стеснен человек в своих поступках, если не владеет точным знанием.
Это я записал перед обедом, в доме здешнего жителя Михаила Васильевича Грачева, где мы тогда остановились, в ожидании ухи из великолепных здешних окуней, которую тем временем готовил на кухне Андрей Владимирович.
Все, что я видел и о чем думал в то утро, было еще свежо в памяти, но я не успел довести запись до конца, так
Директор института, где работает Андрей Владимирович, поручил ему подготовить для одной руководящей инстанции справку об осушенных землях в пойме подмосковной реки Эн и о возможностях использования этих земель под овощи. Андрей Владимирович сказал, что такую одностороннюю справку готовить не будет, так как считает, что энскую пойму выгоднее использовать под сеяные травы и тем самым поднять здесь молочное животноводство. Директор заявил, что руководящую инстанцию в данном случае интересует не молоко, а овощи. Андрей Владимирович в свою очередь возразил, что он, специалист, обязан доложить объективную истину, из которой и будут сделаны нужные выводы. Директор, конечно, продолжал стоять на своем.
Я не был при этом, но я хорошо представляю себе, как директор взглянул на Андрея Владимировича — на его порозовевшее, татарского склада лицо и упрямо глядящие исподлобья узковатые глаза; как он охватил взглядом присадистую, чуть наклонившуюся на крепких ногах фигуру пожилого ученого… и махнул рукой.
А справку, которую составил Андрей Владимирович, я прочитал и еще раз убедился, что всюду, где есть гармония, — есть и поэзия.
Андрей Владимирович в своей справке писал, что для того, чтобы возделывать в энской пойме овощи, потребуется перестроить здесь всю осушительную систему и проложить заново прочные дороги, иначе посевы овощей будут страдать от избытка воды, а урожай нельзя будет вывезти. Вся эта работа, подсчитал он, обойдется в восемьдесят миллионов рублей. По существующему положению, треть этих средств обязано дать государство, две другие трети — расположенные в пойме колхозы. Однако государство вложит эти деньги в предприятие, от которого ничего не получит, а колхозы истратят значительную для них сумму лишь затем, чтобы завести дело, которое принесет одни убытки.
Свидетельствовали все это не столько слова, сколько цифры, из которых на две трети состояла справка. Эти цифры рассказывали, что каждому здешнему колхознику и без того приходится обрабатывать большое количество земли; если же занять пойму овощами, то площадь эта увеличится во много раз, а для возделывания овощей, как известно, покамест почти нет машин. Одна лишь прополка на этих торфяных почвах, прямо-таки благословенных для сорняков, потребует огромных затрат ручного труда, потому что до сих пор не найдены хоть в какой-то мере эффективные механические или химические способы уничтожения сорной растительности на торфяниках. В лучшем случае колхозы посадят овощи, но уж обрабатывать их и убрать урожай у них
Но есть и другая возможность использовать пойму реки Эн: засеять ее травами, превратить в сенокосные угодья. Для трав, особенно если выбрать влаголюбивые, не потребуется сколько-нибудь серьезно улучшать существующую уже здесь осушительную систему. Не только вспашка земли, как при возделывании овощей, но и посев и уборка трав, тем более на ровных, обширных, хорошо спланированных поемных площадях, могут быть произведены машинами — давно и в достаточном количестве имеющимися у нас тракторными сеялками, косилками, граблями, стогометателями. Надо будет только добавить их здешней МТС, и на это, как и на некоторые другие расходы, связанные с организацией большого лугового хозяйства, ассигновать три миллиона рублей.
В одном случае — восемьдесят, в другом — три!
Причем восемьдесят миллионов принесут одни лишь убытки, расстроят все хозяйство, тогда как три миллиона, напротив, сразу же начнут давать доход, послужат толчком к дальнейшему развитию колхозов.
Если занять пойму травами, можно будет в три раза увеличить поголовье крупного рогатого скота и одновременно поднять его продуктивность. Сейчас каждая корова получает здесь только две трети необходимых ей грубых кормов, а сочных и того меньше. Богатые сенокосные угодья дадут возможность кормить скот сообразно с требованиями науки, потому что и других кормов станет больше.
Вот тут-то этот скучный на вид документ достигал той высокой степени изящества, какая свойственна ясной и неожиданной мысли.
Обилие сена — это ведь не только избыток мяса и молока, но и навоза. Значит, пахотные здешние земли, ныне оскудевшие, станут получать с поемных лугов лучшее из удобрений, а это скажется на урожае кормовых корнеплодов, кукурузы, пшеницы, картофеля, кстати сказать — тех же самых овощей.
Я пересказал справку несколько пристрастно. У Андрея же Владимировича факты изложены были спокойно, без какого-либо к ним отношения.
Должно быть, товарищ, читавший составленную Андреем Владимировичем справку, почувствовал, что готовил ее человек, который мнение свое сообразует лишь с истиной, какой она ему представляется. Андрея Владимировича, помимо директора института, вызвали в руководящую инстанцию. Относительно энской поймы с ним согласились, но товарищ, который его вызывал, занимался вопросами овощеводства и поэтому стал спрашивать, нет ли под Москвой других земель, удобных под овощи.
И вот тут-то Андрей Владимирович назвал пойму озера Каово, которая всего лишь на каких-нибудь шестьдесят или семьдесят километров дальше от Москвы, чем пойма реки Эн, но зато связана с нею прямым железнодорожным сообщением и великолепной автомобильной дорогой.
Здесь имеется еще и то преимущество, что в деревнях вокруг озера уже в шестнадцатом столетии крестьяне выращивали овощи на продажу.
Во времена Петра, свидетельствуют историки, здешние мужички ездили в Голландию — смотреть, нет ли там чего поучительного. А в первой половине девятнадцатого столетия о мастерстве райгородских крестьян знали не только в России, но и далеко за ее пределами. Московские и петербургские фирмы выписывали отсюда и овощи и огородников. Несколько здешних семейств обосновалось даже под Парижем, на берегах Сены, где с тем же успехом, что и на берегах Каово, «пахали лучишко с огурчишком и тем кормились».