Дожить до июля

Ломов Герман

– Нашел, что спросить, – отмахнулся Граф. – Иди – пощупай.

– Тю. А без этой унизительной процедуры? Не в курсе, у коз рога растут?

– Вроде, нет. Растут, по-моему, только у козлов.

– У этой отсутствуют. Хотя, может, это просто ещё молодой козёл.

– Поручик, когда коту не хер делать, он лижет свои яйца… Ты мне сейчас его напоминаешь! Брось ты этого козла на хер! Айда водку пить.

– Ладно, наливай, – по привычке согласился Нималов.

– Куда «наливай»? В сапог? Из ствола дёргать придётся.

Нималов поёжился: пить водку из горла

он не любил. Граф, не обращая внимания на его реакцию, опрокинул бутылку в рот, сделал пару-тройку глотков и, выдернув из растущей вокруг зелени несколько колосков травы неизвестного происхождения, зажевал горечь спиртного.

– Да бля, – многозначительно изрёк он и протянул бутыль Нималову. – Не знаю, как ты, Поручик, а я на травяной закуске долго не протяну.

Нималов молча протянул ему пакет с «Китикэтом».

– Да ну тебя на хер! – усмехнулся Граф. – Я эту хуйню есть не буду… Пошли!

Он решительно поднялся, дождался, когда Нималов сделает приличный глоток, и оглянулся по сторонам.

– Куда?

– В «дозор». Чего расселся? Работать надо, чтобы не стыдно было свой хлеб жрать.

– Чего?

– Пошутил я. В столовую.

– А там что? Грязные тарелки облизывать?

– Зачем тарелки? Там Птур. Он нам приличную закуску наколдует.

– Идея! – одобрил Нималов и поднялся. – Идём. К тому же, Птур сам не пьёт, а, значит, имеем шанс получить закуску на халяву.

– И то верно, – согласился Граф.

Они покинули лужайку, вышли на кольцевую трассу, огибающую военный городок по периметру, и направились к черному входу армейской столовой.

– Уже надрались? – выплыла из темноты копна выгоревших на солнце волос, затем лицо их обладателя с неестественно голубыми глазами и насмешливым взором. Птур, выйдя на крыльцо столовой, вытирал руки вафельным армейским полотенцем.

– Птур! – заулыбался Граф и полез к «снабженцу» с пьяными обниманиями.

– Скоро закончишь? – спросил Нималов, не обращая внимания на Графа.

– Минут через десять. А что? Есть предложения?

– Есть, – Граф сделался серьёзным. – Столовая заминирована. Сейчас рванет. Ложись!

Птур и Нималов импульсивно рванулись в сторону: месячный срок сборов не прошёл даром. Граф ехидно рассмеялся.

– Пошли накатим? – предложил Нималов, заранее зная, что Птур откажется.

– Пошли, – неожиданно согласился бригадир кухонного наряда.

– Что?! – изумился Граф. – Я не ослышался?

– Нет. Что с меня?

– Закуску бы, – начал «издалека» Граф.

– Тушёнка подойдет?

– Конечно. А хлеб?

– Будет и хлеб. А тебе чего наколдовать, Поручик? – обернулся Птур к Нималову.

– У меня всё есть, – отозвался тот.

– Жрёт какую-то кошачью бурду, – «пожаловался» Граф. – Возьми, на всякий случай, ещё тушёнки и хлеба.

– Хорошо. Ждите за углом на скамье. Минут через десять буду. Только не орите. Выгонят со сборов на хуй…

Обворожительный стиляга – июльский вечер всё больше нависал над военным городком, выжигая духоту ночной влагой, обещающей прохладное утро. Отбросив дневное покрывало небесной пелены,

сначала от горизонта, а затем всё ближе золотистой амальгамой вспыхивали звёздные сверчки. Нималову от этих наблюдений расхотелось куда-то идти, что-то делать, от кого-то скрываться, даже пить. Тлеющий огонёк сигареты задвигался справа налево и обратно, видимо, перемещаясь из одного угла рта Нималова в другой. Сзади подкрался Птур и, стараясь не нарушать тишины, молча склонился над головами сидящих.

– Я готов, братья, – полушёпотом оповестил он о своём присутствии.

– Тсс! – не оборачиваясь, прошептал Граф. – Сеанс! Скоро пойдём.

Он сделал хороший глоток и передал пузырь на круг. Выпили тихо. Нималов курил. Сидели долго. Время будто вообще перестало существовать.

Откуда-то из безвременья Граф спросил Птура:

– Скажи мне, абориген казахских степей, ты доить умеешь?

– В каком смысле? – не понял Птур.

– В смысле, за титьки дёргать.

– Кого? – опять не понял Птур: настолько резким был переход.

– Ну не баб же… Животных, конечно.

– А, – наконец дошло до Птура. – Спрашиваешь! Конечно, умею.

– Мы тут с Поручиком в разведке экземпляр обнаружили. Сможешь его оценить на предмет надоя?

– Тю. Как два пальца об… асфальт.

– Тогда пошли.

– Это он? – спросил Птур, завидев издалека в темноте очертания парнокопытного.

– Вообще, да. Но лучше, если это окажется она, – поправил Нималов.

– Это итак – она. Поручик, «Беломор» куришь?

– Не, вообще я английские предпочитаю, потому как к штатовским у меня классовая ненависть, – ударился в пространные рассуждения Нималов, – но здесь за неимением возможности…

– Короче! – отрезал Птур. Он, словно породистый пёс охотничьей породы, почуяв дичь, встал в стойку и изготовился к прыжку.

– Да.

– Рви пачку. Граф, выкладывай тушёнку на бумагу и давай тару.

Граф заметно обрадовался (это было видно даже в темноте) и вытряхнул содержимое банок на листы картона из-под сигарет. Птур забрал пустые банки и тоном удава Каа прошипел Нималову и Графу:

– Ждите меня у стога сена.

Подельники разошлись: Граф с Нималовым, равномерно разделив груз «ответственности» – пакет «Китикэт», бутылку, два куска тушенки на бумаге из-под сигарет и буханку хлеба – в сторону стога сена, неизвестно как появившегося в военном городке; Птур, что-то нашёптывая под нос, походкой, напоминающей смешанную поступь неандертальца и казахского шамана, удалялся к источнику молока – мечте любого солдата вооруженных сил страны.

Достигнув стога, Нималов забрался на вершину и лёг на спину, устремив взор в небеса. Количество звёзд увеличилось. Они будто нависли над головами новоиспечённых лейтенантов. Западная сфера небосклона еще озарялась лучами закатившегося за горизонт светила, окрасившись вишневыми оттенками. К востоку же небосклон становился темнее, постепенно переходя в цвет чернил.

– Поручик, водки? – спросил Граф, разместившись внизу.

– Не откажусь, – согласился Нималов. – Залезай наверх. Здесь красота!