Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
— А что там? — не выдержал начальник Особой группы.
— Песни, — и Меркулов улыбнулся.
— Песни? — Недоумение, очевидно, так сильно нарисовалось на лице Павла, что Всеволод не выдержал и расхохотался:
— Эх, чего до завтра тянуть! Сейчас покажу. Жильцы-то твои потерпят?
— Конечно, потерпят! — Желание узнать что-то еще о личностях «Странников» было так сильно, что Судоплатов вначале ответил, а лишь потом сообразил, о каких «жильцах» идет речь.
— Ты еще чайку попей,
«Интересно, кого ж это он в такое время из постели поднял, кто в стихах хорошо разбирается? — Часы на буфете показывали уже четверть первого. — Впрочем, с его должностью, кто хочешь в гости прибежит…»
— На, — вернувшийся на кухню пару минут спустя Меркулов протягивал Павлу… тетрадь. Эта, правда, была в коричневой обложке, а не в синей. — Добрые люди записали… репертуарчик…
Судоплатов осторожно, словно тетрадка могла рассыпаться от грубого прикосновения, взял ее.
— Не бойся, майор, — это не шоколадные конфеты, — подколол его глава госбезопасности.
— Ну и шуточки у вас, Всеволод Николаевич.
— Уж какие есть. Кушать будешь? Эксперт минут через двадцать только придет, так что червячка заморить всяко успеем. Я лично с обеда нежрамши.
— А давайте! — с бесшабашной решимостью согласился Павел, подумав, что раз уж сам товарищ Сталин его давеча бутербродами кормил, то отчего же замнаркома отказывать-то?
— Тогда помогай! Хлеб порежь, а колбасу мы так съедим.
Пока Судоплатов доставал из буфета завернутый в сиреневую бумагу батон, Меркулов вытащил из холодильного шкафа полкруга краковской колбасы, фарфоровую масленку и маленькую баночку паюсной икры.
— Рыбу доставать? Сиг копченый? Эй, ты чего творишь?!
— А что? — Павел как раз отрезал два ломтя.
— Ты чего скибками такими кромсаешь?! Тоньше режь — чего одним хлебом живот набивать? Подвинься — покажу, как надо.
Из-под ножа падали тонкие, в полмизинца толщиной, ломтики, а заместитель наркома пояснял:
— Отучайся от крестьянских привычек, майор. Как тебя только в Европе не спалили на этой любви к толстым коврижкам?
— Так мы же сейчас не в Европе, — парировал Павел.
— А привычка? Так нельзя — дома одно, а на задании другое! — Сложив стопку ломтей в изящную соломенную хлебницу, Меркулов отнес ее на стол. — Чтобы правильно играть легенду, без привычки не обойтись! Мне легче — я с детства так рос, а вам, молодежи, всему этому надо учиться. А без практики какая учеба, а? Ну-ка, масло намажь! — Последнее прозвучало как приказ.
Вспомнив кое-какие вещи, которые ему старалась привить жена, Павел осторожно
— Нормально! — похвалил Всеволод. — А теперь икорочки, а?! Хоть и не по-европейски, но зато вкусно!
Минут десять они ели, обмениваясь ничего не значащими репликами, пока, наконец, Меркулов не сказал:
— Ладно, смотри! Что, я не вижу, как ты на тетрадку, как гимназист на голую женщину, косишься?
Однако заняться изучением документа Павлу не удалось — стоило ему открыть «песенник», как звонко задребезжал звонок.
— Что-то быстро Виктор пришел… — сказал Меркулов и пошел открывать гостю.
«Если судить по тому, как весело они здороваются, то Меркулов и „эксперт в области поэзии“ хорошо знакомы. Может, и не друзья, но хорошие приятели — это точно. И Всеволод не боится показать ему секретные бумаги… Хм, неужели Ильин?»
Как оказалось, он не ошибся — вслед за хозяином квартиры в кухню действительно вошел старший майор Ильин, бывший начальником 2-го отдела в 3-м главке и курировавший оперчекистскую работу среди деятелей искусства.
— Добрый вечер, Павел Анатольевич. — Манерами он всегда напоминал Судоплатову профессора-гуманитария или писателя из маститых. Может, от проскальзывавшей иной раз некоторой вальяжности? — Впрочем, на дворе уже ночь, осмелюсь заметить…
— Не причитай, Витя, — усмехнулся Меркулов. — Судя по скорости, с которой ты почил нас своим вниманием, и галстуку, ты явно собирался на какую-нибудь писательскую вечеринку.
— Не писательскую, — отмахнулся эксперт, поправляя упомянутый галстук, повязанный красивым бантом. — Актерскую.
— Что сути дела совершенно не меняет, — лукаво улыбнулся Всеволод. — Богемная пьянка, она пьянка и есть, как ни назови. И от грузчицкой или гулянки ткачей она отличается лишь ассортиментом напитков да исполняемым после третьего стакана репертуаром. Ничего — завтра наверстаешь. А сейчас взгляни-ка опытным глазом на кое-какие вирши. — Восприняв последние слова как сигнал, Судоплатов протянул Ильину тетрадь.
— Всеволод, читать стихи ночью и без коньяка?!
— Будет тебе коньяк, будет. Начни читать пока, а я уж принесу.
— А сам что, уже не способен? Между прочим, Павел Анатольевич, — Ильин с улыбкой повернулся к Судоплатову, — наш начальник сам не чужд изящной словесности. И даже популярен в определенных кругах. Сколько твоих пьес уже поставили, товарищ комиссар госбезопасности?
— Тьфу, трепло ты все-таки Витя! — буркнул Меркулов, заторопившись к выходу из кухни.
Впрочем, Павлу показалось, что заместитель наркома смутился — может, оттого и вышел.
Усевшись на стул верхом, Виктор начал бегло просматривать сборник.